море, через дикость — к земле обетованной. Но несмотря на её великолепие, не остался бы там. Я отправился бы в Грецию и взошёл на гору Олимп. Увидел бы Платона, Аристотеля, Сократа, Еврипида и Аристофана, обсуждающих великие и вечные вопросы бытия. Но я не остался бы с ними. Я шел бы дальше — к великим золотым временам Римской империи, чтобы, увидеть жизнь ее при разных императорах и разных вождях. Но не остался бы там. Я пошел бы ко дням Возрождения — увидеть великую миссию Ренессанса в культурной и эстетической жизни человека. Но не остался бы в том времени. Я пошел бы дальше по дороге, туда, где жил человек, именем которого я наречен, чтобы увидеть Мартина Лютера в тот самый момент, когда он вывешивает свои 95 тезисов на двери церкви в Виттенберге. Но и с ним я не остался бы. А пошёл бы дальше к 1863 году — увидеть президента по имени Авраам Линкольн, который подписал Хартию вольности. Но не остался бы там. А пошел бы дальше в ранние 30-е годы нашего века, чтобы увидеть человека, который сказал, что больше всего на свете люди должны бояться страха. Но я не остался бы и там.
Как ни удивительно, я вернулся бы к всемогущему и сказал: «Если ты разрешишь мне пожить хотя бы несколько лет? во второй половине двадцатого столетия, я был бы счастлив».
Это желание может показаться странным, потому что мир, в котором мы живем, перевернут вверх ногами, а страна наша больна. На её земле неспокойно. Это желание может показаться странным. Но я знаю, что звёзды видны только тогда, когда небо тёмное… И я вижу всевышнего. Он трудится в нашем двадцатом столетии, в наше время. Он трудится, и люди, как ни странно, откликаются на его труд, и кое-что происходит, кое-что меняется в нашем мире. Массы людей поднимаются, массы… Живут ли они в Иоганнесбурге, Южная Африка, или в Найроби, Кения, в Аккре, Гана или в Нью-Йорке, в Атланте, Джорджия, в Джэксоне, Миссисипи, или в Мемфисе, Теннесси, их возглас один и тот же: «Мы хотим быть свободными!»
Есть и другая причина, почему я счастлив, что живу в нашем времени… Мы собираемся решить проблемы, которые люди пытались решать в течение всей своей истории, но не смогли… Многие годы люди толкуют о войне и мире. Но теперь уже невозможно говорить об этом. Потому что сегодня нет больше выбора между миром и насилием. Выбор есть только один — между миром и смертью. Вот где мы находимся сегодня…
И я счастлив, просто счастлив, что бог разрешил мне жить в наше время и видеть всё, что происходит в мире. И я счастлив, что он разрешил мне быть сегодня, в Мемфисе…
Так говорил в тот вечер Кинг. Говорил и смотрел в зал. Там сидели люди, по обычаям, принятым в негритянских церквах, подталкивая друг друга и время от времени негромко выкрикивая: «Эй-эй»… Эти подталкивания и эти негромкие крики означали, что они соглашались с ним, с человеком на церковной кафедре, они верили ему. Он был возбужден и радостен. Его слушали особенно внимательно и особенно одобрительно в тот вечер, и он всё больше и больше верил, что демонстрация, которую он хотел повторить в Мемфисе, на этот раз будет мирной демонстрацией. Мирной и неодолимой. И она станет началом марша бедняков, который он поведет на Вашингтон в двадцатых числах апреля… Поведет ли? Дадут ли ему? Оставят ли живым? Этого он не мог знать. Но предчувствие возможной смерти в этом жестоком, бурном, тяжелом 1968 году томило, его уже не впервые. И он сказал:
— …Ну вот я и добрался до Мемфиса. И здесь говорят, что мне угрожают, что наши больные белые братья могут отворить что-нибудь со мной. Ну что же, я не знаю, что теперь может случиться. Впереди у нас трудные дни… Как и все, я хотел бы прожить долгую жизнь. У долгой жизни есть свои преимущества. Но сейчас не это меня волнует. Мне хотелось бы только выполнить божью волю. Он дал мне подняться на гору. И я глянул оттуда и увидел землю обетованную. Может быть, я не попаду туда с вами, но как народ, мы достигнем её. И вот я счастлив сегодня вечером. Ничто меня не беспокоит. Я никого не боюсь…
Ровно через сутки Мартин Лютер Кинг был убит.
В Америке существует не единственная версия убийства Мартина Лютера Кинга. Некоторые из них более убедительны, другие — менее. Но есть только одна, которая не убеждает совсем, — та, согласно которой Кинга убил бывший вор-неудачник Джеймс Эрл Рэй, действуя в одиночку, без помощи, третьих лиц. Та, согласно которой ФБР не имело к убийству никакого отношения.
Эта версия, принятая, объявленная и пропагандировавшаяся ФБР практически с момента убийства 4 апреля 1968 года, оставляет без ответа слишком много недоуменных вопросов (часть из которых — очень небольшая — упоминалась в этом повествовании), чтобы в неё можно было поверить.
Под давлением общественного мнения конгресс США вынужден был провести специальное — своё — расследование убийства Мартина Лютера Кинга. Вначале им занималась специальная комиссия сената, затем комиссия палаты представителей. К 1979 году расследование закончилось.
Оно было разрекламировано максимально — как умеют это делать в Америке, когда хотят рекламы. Заключительные заседания комиссии конгресса показывали по телевидению — напрямую, из здания на Капитолийском холме.
Всё было сделано для того, чтобы доказать: Джеймс Эрл Рэй осужден правильно; он — убийца Мартина Лютера Кинга; Рауля не существовало; Рэю, возможно, помогал кто-то, но, вероятнее всего, это был его родной брат. Одним словом, если заговор с целью убийства Мартина Лютера Кинга существовал (а комиссия при всем своем желании и старании не могла все-таки доказать, что Рэй действовал один, без посторонней помощи), то он не выходил за рамки одной семьи, и, уж конечно, ни о каком участии в нем ФБР не может быть и речи. (Это главное, для этого, собственно, и было организовано расследование.)
Таковы — если очень коротко — основные выводы комиссии, заключенные в сотнях тысяч страниц дела и в восьмисотстраничном «Заключительном докладе», опубликованном в США в 1979 году.
Читаешь этот доклад, напечатанный очень мелким шрифтом, и не можешь избавиться от ощущения, что целью нового расследования было не установление истины, а создание впечатления об её установлении. Для этого — реклама. Для этого — телевидение. Для этого — всё шоу.
И если внимательно вчитываться в ход рассуждений комиссии, то очень часто сталкиваешься с такими мотивировками, какие естественнее встретить у торопливых авторов дурных детективов, рассчитывающих на невнимательного читателя, который «все равно проглотит», чем в официальном докладе комиссии конгресса.
Чтобы не быть голословным, приведу несколько примеров.
В докладе сказано, что усилия ФБР, направленные на то, чтобы поселить Кинга в мотеле «Лоррейн», не имеют отношения к убийству. Мотивировка: Кинг во время своих предыдущих приездов в Мемфис всегда по своей собственной воле останавливался именно в «Лоррейне».
Но позвольте, какое же это доказательство? Если Кинг ранее обычно останавливался в «Лоррейне», по которому столь удобно было стрелять из меблированных комнат миссис Брюэр, то разве не логично предположить, что именно там ФБР и готовило покушение на него? А друзья Кинга спутали карты ФБР (не ведая о том), увезя Кинга после разгрома демонстрации 28 марта в мотель «Холидей инн» (а оттуда — на аэродром). Разве исключена возможность, что убийца — тот самый или другой (ФБР могло готовить и иметь в своем распоряжении не одного, а нескольких террористов с заданием уничтожить Кинга) — уже 28 марта ждал появления Кинга на балконе «Лоррейна», и если бы Кинг после демонстрации поехал не в «Холидей инн», а в «Лоррейн», он был бы убит тогда же, на неделю раньше? (С точки зрения ФБР тот момент был выгоднее: «возмущенный белый» выстрелил в черного «возмутителя спокойствия» сразу после того, как тот провел демонстрацию, закончившуюся насилием.)
И разве не естественно, что раздосадованное ФБР стало так настойчиво внушать Кингу мысль о том, чтобы он вернулся в Мемфис и остановился там именно в «Лоррейне», как обычно, для того, чтобы не было больше таких «срывов».
То обстоятельство, что Кинг ранее часто останавливался тал, не только не опровергает версию о подготовке выстрела из окна ванной комнаты гостиницы миссис Брюэр, — наоборот, подтверждает её!
Ещё пример. Комиссия утверждает, что удаление детектива Реддитта с поста в здании пожарной станции № 2 не связано с убийством Кинга, поскольку, как сказано в докладе, миссия Реддитта заключалась «не в охране Кинга, а в наблюдении за ним». Но разве дело в официальном названии миссии (оно, кстати,
