сырости. Факелы трещат, источают удушливый смрад. Пламя на них теряет обычную подвижность, кажется остроконечной медной отливкой.
До самой Луговой штольни Федор и его товарищи спустились благополучно. По пути откопали два завала, вызволили пятерых работных. Те наотрез отказались присоединиться к спасательной команде и поспешили наверх.
При каждом спуске вниз по узким шахтным лестницам на головы людей сверху срывались потоки ледяной воды. В одежде не найдешь и сухой ниточки.
Федор не помнил, сколько спусков осталось позади. Замечал одно: чем ниже спускались, тем сильнее бушевала вода.
Алексей Белогорцев за свою жизнь провел под землей столько же времени, сколько на земле. Пожалуй, один крот мог равняться с бергайером по умению распознавать темные подземные норы. Когда вода дошла до пояса, Алексей облегченно вздохнул. Федор не понимал, чему радуется товарищ. Ведь до этого воды было меньше, и Алексей сосредоточенно молчал.
— Ну, вот и Крестительская! Здесь вода посильнее, хотя и не так шумом пугает, — сказал Алексей. — Свяжемся на всякий случай одной веревкой, чтобы кого потоком не утянуло.
Осторожно, чтобы не повредить ног о камни, пробрели саженей двести. Алексей первым в цепочке замедлил шаг, принялся факелом чертить по стене штольни.
— Молодец Васька Коромыслов! Как маркшейдер, точно означил, где начинается каменный лаз. Вот он, смотрите!
Алексей ткнул факелом в стену. Камни в ней уложены так плотно, что неопытный глаз не отличил бы от естественно сложившейся породы.
У входа в лаз остались два бергайера. Федор накрепко наказал:
— Не ровен час, вода может схлынуть. Если стражники придут — сами знаете, что делать. Вас не учить, как робят молотком…
Лаз узкий и низкий, воздух в нем суше, чем в штольне, но спертый и тяжелый. Федор и Алексей медленно пробирались вперед. Постепенно удалялся шум воды в штольне.
И вдруг каменная теснота над головами расступилась.
Друзья распрямили замлевшие спины.
Насколько хватал свет факела, по сторонам и впереди зияла пустота. То была выработка. Таких Алексей видывал немало. Своды выработки высокие — факелом не достанешь — мерцали холодными слюдяными огоньками.
Федор громко крикнул:
— Э-эй! Кто здесь есть живой?
Где-то в глубине выработки послышался едва уловимый шорох, звякнули цепи.
— А ну, выходи сюда!
На свет вышли люди. По виду все одинаковые: со сгорбленными спинами, длинными запыленными бородами — попробуй отличить таких друг от друга! И все-таки Федор с высоко поднятым факелом медленно пошел к одному из колодников.
— Ты ли, Иван?
— Федор! — Соленый порывисто бросился вперед и тотчас присел от боли в руке, прикованной к тачке. Потом жарко заговорил:
— В который раз спасибо тебе, Федор! А Васька-то — вихрь! Ей-богу вихрь: сорвался и вылетел в шахтную дыру! И Ваське тоже спасибо!..
Остальные бородачи стряхнули оцепенение и громко вразнобой забубнили:
— Не Васька — един человек не узнал бы про нас!
— Безвестными были бы наши косточки!
— Теперь от души отлегло. Увидели вас, и в жизню вера вернулась.
Федор и Алексей поспешно расковали колодников. Как малые дети, прыгали колодники от счастья, разминали отерпшее от цепей тело. «Воля каждой живой твари мила, а человеку подавно…»
Мысли Федора перебил Соленый:
— Что делать дальше? Руки-ноги свободны и душа просится на простор. В руднике никак вода разыгралась?
— Откуда тебе знать?
С довольной усмешкой Соленый пояснил:
— Мы так навострились — летучая мышь пролетит в штольне — слышим. Стенку в лаз вы разбирали — тоже слышали. Думали, стражники идут… Скажу тебе, Федор, не ушел я тогда, как ты ослобонил. В Белоярской меня словили… Теперь мы покажем свой теремок. В ентовом направлении рудная выработка пошла. В ней и копаемся. А то — наши лежки. Дабы солома не выбивалась, камнями обложили. Под головами и боками — тоже камни. Хрусткие постельки.
Посредине выработки — плоская каменная плита, ниже ее — каменные столбики.
— Стол и стулья наши, — пояснил Соленый.
Взмахом факела Федор случайно выхватил из темноты кусок каменной стены, на ней высечен крест.
— А это что?
Соленый взял в руки факел. Свет побежал дальше по стене.
— Вон, смотри. Видишь — не один тут крестик-то. Каждый покойничка показывает. На моих глазах пятнадцать душ из подземелья на небеса вознеслось. Вон там Савелий Смыков почивает… там Фрол Тихобаев. А то последняя могила. Баба в ней, Дарья Звонарева. Так и не узнали толком, за что ее швырнули сюда… Свободнехонькими, без цепей лежат — начальство на других те цепи надело. Одному Савелию навечно кольцо обручальное подарили. Рука так опухла, что железный обруч на ней словно перекисшим тестом затянуло. Пожалели руку-то…
— Неужели так и схоронили без исповеди и святого причастия? — со страхом спросил Алексей.
Соленый промолчал и нырнул в узкий каменный коридор.
Оттуда крикнул:
— Пошли сюды!
В конце коридора — большая полукруглая ниша. Ее стены затянуты холстом. На холсте смутные лики святых. В центре ниши, перед образом Христа, два высоких каменных подсвечника. Со свода свисла цепочка с лампадкой.
— Наша церковь. При надобности сюда со стражниками опускается священник. С христианским покаянием отходит душа от, человека-то.
Обратно по каменному лазу колодники шли с юношеской легкостью. Наскучали по свободной ходьбе без цепей. Проворно, искусно заложили лаз камнем.
По штольне по-прежнему катились потоки холодных вод. Федор сказал:
— Пожалуй, пора и расходиться. Вот вам веревка. Пойдете штольней до выхода в Корболиху. Пустошью проберетесь к избе Алексея. Там переоденетесь, возьмете толчи и тотчас идите в разные стороны. Ночная темнота поможет вам.
Потом полушепотом к Соленому:
— Ступай в ущелье, где поселок Незаметный был. Поблизости надежно укройся. Навещать тебя стану часто. После что-нибудь придумаем. Счастливого пути!
Колодники в голос изрекли:
— Спасибо, робяты! Вовек не забудем такой услуги. А коли в беду попадете, через огонь протянем руки для выручки!
Смолкли всплески воды под ногами ушедших колодников. Федор с товарищами еще стояли
