мужчина. Личность пострадавшего удалось установить быстро. Им оказался шестидесятишестилетний профессор Каменев, автор многих научных открытий в области физики, заслуженный деятель науки…
На экране появилась черно-белая фотография мужчины с усталым, печальным взглядом и пышной копной взъерошенных волос на голове. Эдика испуганно ойкнула и зажала рот ладошкой. Нико обернулся. Мгновение, и поперечная морщина собрала его густые брови в одну сплошную мохнатую полосу.
– Что это с тобой? И почему ты пялишься на этого мужика? Ты с ним знакома, да? – спросил он со зловещим свистом в голосе.
Она отрицательно помотала головой.
– Опять врешь! – вспылил он. – Зачем расстраиваться, если ты его даже не знаешь? Ты что, уже со стариками встречаешься? А не он ли звонил тебе сегодня утром?
Эдика посмотрела на него, как на сумасшедшего.
– Ты совсем с ума съехал. Как же он мог звонить мне утром, если вчера вечером уже был мертв? Передавал привет с того света?
Аргумент жены на этот раз оказался убедительным.
– Железное алиби, – пробормотал Нико, но тут же, словно опомнившись, спросил: – А кто же звонил? Вернее, я хотел спросить, почему ты на него пялишься?
– Я видела его вчера на приеме у психолога. Был обычный сеанс групповой терапии. Он вел себя немного странно, – уклончиво ответила она, понимая, что излишняя откровенность может стоить ей слишком дорого.
– Групповая терапия, – пробормотал озадаченный Нико, скривив губы, словно в самом звучании ему чудилось что-то неприличное. – Можно подумать, я за то плачу деньги, чтобы ты встречалась там со всякими мужиками. А еще профессор…
Еще через час царапина на щеке Нико уже затянулась корочкой. Эдика щедро намазала ее тональным кремом, и Центурия, отвечая на изумленный взгляд своего водителя, нехотя пояснил:
– Во всем виновата кошка, мать ее нехорошую женщину…
Он ткнул носком ботинка в меланхоличного кота, разлегшегося в прихожей. Тот даже не поднял морду.
Водитель сочувственно кивнул головой, изображая понимание. Ему хорошо было известно, какая кошка поселилась в доме могучего Бульдозера шесть месяцев назад. Именно она стояла сейчас в проеме двери, бесстыдно щуря зеленые глаза. Эта хитрая бестия прошла по судьбе его босса настоящим бульдозером, перепахав его душу вкривь и вкось, выбросив за борт законную жену Нико, скромную порядочную женщину. Конечно, Эдика красотка хоть куда, но на месте шефа он бы до поры до времени придержал ее в любовницах. Такая жена – настоящий геморрой. Но давать советы Центурии равносильно тому, чтобы самому лезть под бульдозер. Мягкий, как воск, в руках этой стервы, он становился чрезвычайно упертым и попросту опасным для всех тех, кто осмеливался идти наперекор. Поэтому если босс говорил, что его поцарапала кошка, стоило верить на слово, а не смотреть на ярко-алый маникюр его жены.
Нико Центурия выглядел уже вполне довольным жизнью. Правда, утреннее происшествие с седым профессором еще беспокоило его, как старая заноза, но, поразмыслив хорошенько, Нико решил, что гибель ученого прикрывает все его грехи. Смерть платит по всем счетам. Эту истину Центурия усвоил давно…
Роберт терпеть не мог съемные квартиры. Убогие, безликие, похожие одна на другую, с отвратительной сантехникой и запятнанными матрасами, хранящими следы многих постояльцев. Конечно, за те деньги, которые он получал за выполнение особо сложных заказов, он мог позволить себе комфортабельное гнездышко, шелковые простыни и джакузи с функциями космического корабля. Но теперь в этой серой безликости чужого жилища он черпал спокойствие. Он мечтал спокойно проспать всю ночь, не прислушиваясь к шорохам за дверью, не вздрагивая каждый раз, когда свет от фар очередной припозднившейся машины расчертит потолок яркими полосами. По этой причине Роберт менял жилище раз в несколько дней. Понятно, что ему приходилось ютиться в квартирах, которые предприимчивые хозяева сдавали постояльцам по часам или суткам. Это было прибежище для блудливых пар или экономных командировочных. Для него же, человека с репутацией, болезненно чистоплотного, находиться здесь было сущим наказанием…
Он зашел в ванную и, потянув носом, брезгливо сморщился от запаха хлорки. Привычная картина. Видавший виды унитаз в рыжих потеках от струящейся днем и ночью воды. Чугунная ванна с облезлой эмалью, негнущийся штатив с душем. Разумеется, парочки, залетавшие сюда по надобности на два часа, чихать хотели на бытовые неудобства. Отпрыгав свое на скрипящем матрасе, они без сожаления хлопали дверью, выкинув из памяти отвратительное жилище и более чем сомнительное знакомство.
Роберт раскрыл черную кожаную сумку и стал доставать оттуда туалетные принадлежности: дорогой парфюм, флакон шампуня, крем для кожи. Посмотрев в зеркало, провел рукой по щекам. Следовало побриться. Он всегда тщательно следил за своим внешним видом, но, признаться, это обстоятельство особо пугало его квартирных хозяев. Они не привыкли связываться с молодчиками подобного рода. Впрочем, их легко можно понять. Представьте на своем пороге эдакого денди в безупречном костюме и галстуке, в черных очках и с кожаным кейсом в руках, который просит сдать ему на пару дней вшивую нору, в которой стыдно ютиться даже тараканам. Его принимали за налогового инспектора, агента иностранной разведки, террориста и очень часто отказывали. Конечно, проще было одеваться скромнее, сменить пиджак из тонкой шерсти на болоньевую куртку, но Роберт не привык изменять своим привычкам. Вот и сейчас, брезгливо взяв в руки линялое махровое полотенце, он небрежно бросил его на пол, как туалетный коврик, а на крючок повесил мужской халат от Диора. Удивительно, но в этой норе был даже телевизор неустановленной марки, что-то вроде старенького «Рекорда». Вряд ли парочки, зашедшие сюда в поисках дешевой любви, смотрели новости. Но Роберт привык быть в курсе последних событий, поэтому настроил аппарат, стукнув твердой рукой по крышке. Телевизионный динозавр, моргнув черно-белым глазом, выдал на экран изображение, от которого у мужчины похолодели пятки. Он так и застыл с бритвой в руках, не понимая, как старый осел, с которым он знаться-то не хотел, попал в криминальный вестник. Если разобраться, ну кому он был нужен? Преклонных лет мужичок с внешностью Эйнштейна, немного чудаковатый, рассеянный. Таких немало попадает под колеса автомобилей по причине забытых дома очков. Они частенько пополняют милицейские сводки пропавших без вести. Их фото редко показывают по телевизору. Но профессор Каменев, по всей видимости, был исключением. Нагруженный почетными званиями и регалиями, как осел поклажей, он стал лакомой добычей для журналистов. Они рассматривали его смерть под невероятными углами зрения. Еще немного, и они начнут выдвигать версии, под микроскопом рассматривая последние часы его жизни. А это уже опасно.
– …профессор Каменев слыл очень осторожным человеком, – вещала очередная телевизионная идиотка. – В связи с этим странно, что он решился перейти шоссе с интенсивным дорожным движением и пренебрег подземным переходом, находящимся в десятке метров от места происшествия. Удивительно, что мужчина нашел свою смерть практически рядом с родным домом, в котором прожил более двадцати лет. Он всегда ходил этим маршрутом, и родные не представляют, каким образом…
Ключевым словом во всей этой галиматье звучало «странно». Разумеется, для непосвященных смерть профессора казалась странной, но ему, человеку особого склада и особой деятельности, все более или менее ясно. Каменев должен был умереть, так или иначе…
Раздался звонок. Нервы Роберта превратились в натянутую струну. Кто это мог быть? Никто не знал, что он переехал сюда. Признаться, он сам об этом узнал несколько часов назад.
Мужчина осторожно приблизился к двери и заглянул в «глазок».
– Открывайте, я знаю, что вы здесь! – пропел игривый женский голос, и ему пришлось подчиниться.
На пороге стояла квартирная хозяйка, дебелая матрона лет эдак за сорок. Она была пышногруда и толстозада и, может быть, кому-то показалась бы аппетитной пышечкой. У Роберта же дамы подобного сорта вызывали неизменную тошноту.
– Что-то не так? – спросил он, тщательно скрывая раздражение. – По-моему, деньги я заплатил вперед за два дня.
– Это я хотела спросить, может, что-то не так? – проворковала женщина. В ее голосе было слишком много сахарного сиропа.
