избранный? При чем тут избранность? Чем ты готов пожертвовать, Писистрат?
Тиран низко склонил голову.
— Прости меня. Я думал, ты такой же, как я. Я слушал тебя и думал: какой небывалый фантазер, я отдам ему театральные служения вместо Феспия…
Тут собеседник расхохотался.
— Кому служения, Писистрат? Мне?!
— Прости меня…
Дионис отпил вина и сказал:
— Ты смесь Диомеда с Одиссеем. Один безбожник, другой хитрец.
Поразмыслив, добавил:
— Наверное, только такой человек мог организовать празднества сразу трем олимпийцам.
Еще поразмыслив, Дионис с некоторым удивлением сказал:
— Даже четырем! Ты ведь записал Гомера.
— Я сделал это, — подтвердил Писистрат.
— Ну и ну… Ты разместился между гордостью и смирением. А ну-ка, повтори?
— Я сделал это, — произнес Писистрат с той же интонацией, в точности, один в один.
— Да, большой талант. Жаль, что ты умрешь. Расцвет театра у меня запланирован через пару поколений.
— Но если я не избран…
Теперь Дионис захохотал так, что и тиран, несмотря на величие своего звания, не удержался. Вместе они смеялись, пока смертный не стал задыхаться.
— Ну все, все… — успокаивал Дионис. — Выпей вина, станет легче.
— Интересно, куда подевались мои охранники?
— Эти с дубинами? Лежат пьяные.
Тиран нахмурился.
— Не вздумай их наказывать! — приказал Дионис. — Это я, чтобы не мешали. Зато мы поговорили, вернее, ты меня слушал. Да, Писистрат, ты не избран. А может, избран. Самое глупое, на что способен смертный, — это ожидать бессмертия.
— Почему?
— Потому что, если оно дается, оно дается вдруг.
Тиран задумался. Лицо его, в противоположность недавнему смеху, сделалось грустным.
— Но получается, я напрасно трудился над сохранением «Илиады» и «Одиссеи»? Получается, они тоже не бессмертны? Я сохранил ложь?
— Конечно же нет! Это правда, но правда Аполлона. Строгая, размеренная…
— А то, что рассказал ты?
— Я ненормальный. Я говорю дикую правду. Ты же знаешь: тот, кто напьется неразбавленного вина, выбалтывает все секреты.
Писистрат покачал головой.
— Имя Диониса названо в «Илиаде» всего раз, и то будто случайно… Теперь я все вижу иначе.
— Два, — поправил Дионис. — Два раза. Один раз Дионис и один раз Бакх. Это позднейшие вставки.
— Это неправильно.
— Ничего не меняй в записанном. То, что открыл тебе я, нельзя сказать прямо. Но у тебя есть тайные мистерии в мою честь…
— Я понимаю.
— Я не сомневался. Ты догадлив, как сон Одиссея.
— Ты позволишь мне вопрос?
Дионис кивнул.
— Три вопроса, — уточнил тиран.
— Нахален, как грек, и мелочен, как финикиец.
— Благодарю тебя. Скажи, почему все обманываются, будто Дионис родился в Фивах?
— Так и есть. Только в египетских. Ты слыхал про египетские Фивы?
— Стовратный град?
— Это город храмов Ипет-Рес и Ипет-Су. Он в среднем течении Хапи, по-вашему — Нила. А на другом берегу реки, напротив — страна мертвых. Там покоятся все правители. Там покоится и Рамзес. Это та страна мертвых, о которой идет речь в «Одиссее». Но сам Одиссей там не был.
— Там родился Дионис?
— Там родился Ба-Кхенну-ф. На берегу живых. Это был второй вопрос.
— О, у меня их еще так много…
— Только один, Писистрат!
— Чей я избранный? Чей это город, Афины? Ее? Я увижу тебя снова? Чтобы задать новые три вопроса?
Дионис допил содержимое кубка быстрым глотком. Он хотел сказать, что Афины — опора Ники и Бакха, что культ Деметры нужен, чтобы никто не занял ее место, что Пелопоннес — страна Геры, и отношения Афин со Спартой, с неверной дружбой и будущими войнами, — это отношения Ники и Джуны, что на западе Марс битва за битвой создает страшный, непобедимый Рим… Что его собственное сражение с Фебби, длительное, равное, будет не в поле и не у стен, а в головах… Но он сказал лишь:
— Я жду.
— Хорошо, — покорился Писистрат. — Последний вопрос. Она умерла?
Дионис молчал.
— Елена… — осторожно пояснил тиран. — Та девушка…
— Да.
Он встал, вышел к солнцу. Тень кипариса была очень невелика.
— Это не считается! — поспешно, просительно крикнул Писистрат. — Скажи, я прошу тебя, скажи мне…
Дионис стоял вполоборота к нему.
— Столько лет, то же небо, те же птицы… Небо синее, ты молод, ты силен. Ты все можешь.
Дионис слушал.
— Ты еще счастлив? — спросил тиран.
Он так и не дождался ответа.
Спустя два часа, когда тень вновь удлинилась, когда охрана протрезвела и самый смелый охранник не побоялся явиться, волоча деревянную дубину, он нашел Писистрата сидящим на том же месте, почти в той же позе… Тиран глядел в одну и ту же точку перед собой и повторял одни и те же стихи:
Наконец он увидел охранника и обратился будто бы к нему, но с чем-то совсем непонятным:
— Бог мистификации… Он сам сказал, что он бог мистификации. Как ты думаешь? Что это значит? И когда же он говорил правду?
Приложение
