Но, несмотря на теплое отношение к собрату, Фрейд страшился того, что общение с ним может вызвать у него новые обмороки, еще более серьезные, чем раньше.
Он мог бы отдать жизнь за Грейс Корда, но намерения умереть из-за Карла Юнга у него не было.
Незаметно отодвинув пурпурный занавес, Фрейд разглядывал аудиторию, перед которой ему предстояло вскоре выступать. Гул голосов нарастал, так что казалось, будто атмосфера в зале наэлектризовывалась. Элегантные костюмы, лица благородные и веселые. Интеллектуальные сливки молодого американского государства.
Несмотря на почтительные напоминания Ференци, Фрейд так и не написал текст своей лекции.
Ну и что? Тема ему знакома, ведь он столько лет над ней работал.
Поразмышляем. Психоанализ. Детские истории, адресованные взрослым.
Его противники называли его открытия сказками, и, видимо, были правы.
Ах, если бы он мог повернуть время вспять и оказаться в одиночестве в своем венском кабинете, рядом с коллекцией античных статуэток! Они ничего от него не требовали. Напротив, они каждый день разыгрывали для него интереснейшую пьесу.
В ней Эос, богиня утренней зари, под внимательным взглядом тысячелетнего Будды преследовала троянского принца. Бронзовый сфинкс, полуженщина-полулев, в который раз загадывал загадку Изиде и Осирису, детям Гора. Оловянные верблюды бросали вызов африканскому шаману с эбеновым телом. Стоящая на его письменном столе Афина, богиня мудрости и войны, с мечом в правой руке и головой Медузы на груди, руководила ими всеми.
Статуэтки из Греции и Рима, из Китая и Египта мирно вели безмолвную беседу. Каждое утро Фрейд, слушая их, вдохновлялся и восстанавливал силы.
Сегодня они снова были ему нужны.
Фрейд представил их перед собой. Беспорядочные мысли в его голове постепенно начали принимать четкие очертания.
— Доктор Фрейд?
Он вздрогнул. Стэнли Холл жестом приглашал его подняться на кафедру. Фрейд сделал ему знак, означавший, что ему нужна еще минута. Эдип рассказывал ему о своих комплексах, Ромул — о фиксации на сосках волчицы, Гильгамеш — о мечтах, самых древних в человеческой истории.
Холл повторил приглашение. На этот раз Фрейду ничего не оставалось, как пойти за ним к кафедре.
Его встретил гром аплодисментов. Фрейд смущенно улыбнулся, сощурился и быстро окинул публику взглядом. Ференци и Юнг — в первом ряду. Фрейд узнал сидевшего справа от них философа Уильяма Джемса, серого кардинала американской психологии.
Собрав волю в кулак, Фрейд откашлялся.
Он здесь для того, чтобы представить психоанализ. Историю детства, детскую историю.
Он решил рассказать им эту историю так просто, чтобы даже дети смогли ее понять.
— Дамы и господа, — начал он, — выступать с лекциями в Новом Свете — дело для меня новое и трудное! Полагаю, что обязан этой честью тому, что, следуя логике, хотя и не совсем добровольно, я представляю основы психоанализа. Именно поэтому я и хочу поговорить с вами о психоанализе…
Его голос, уверенный и громкий, распространился по залу.
Фрейд бросил взгляд на слушателей. Как птенцы, требующие пищи, они нетерпеливо ждали, чтобы он утолил их интеллектуальный голод.
И он спокойно продолжил:
— Для начала я расскажу вам о том, как возник и постепенно развивался новый метод исследования и лечения…
Когда спустя полтора часа он замолчал, слушатели в едином порыве вскочили и устроили ему долгую овацию, которую он принял смущенно, опустив глаза.
Юнг, впечатленный железной логикой умозаключений учителя, аплодировал вместе со всеми. Через сто лет текст этой лекции
Он проявил достаточно ума, чтобы сослаться на американского автора, который упомянул о детской сексуальности на три года раньше него самого. Этого доказательства скромности хватило, чтобы расстроить планы большинства его критиков.
Коротко говоря, лекция увенчалась таким триумфом, что Юнг сразу понял — ему не затмить учителя.
Тем не менее наступила его очередь взять слово. Он выбрал более легкую тему: ассоциативные тесты, которые они с Фрейдом использовали во время допроса Менсона. Юнг подумал, что прагматичные американцы по достоинству оценят метод, способный вывести преступника на чистую воду.
Но он был вынужден смириться с мыслью, что Фрейд одержал решительную победу. В памяти публики он, Юнг, останется номером два, учеником, тенью.
Его захлестнула волна обиды. На секунду ему показалось, что он понимает темные страсти, подчинившие себе жизнь Германа Корда.
Он глубоко вздохнул по методу даосских монахов, систему упражнений которых он долго изучал, и поднялся на кафедру.
— Я верю в силу имени, — произнес он вместо приветствия. — Я имею в виду связь между именем человека и его характером, образом мыслей… Заметили ли вы, например, что доктор Фрейд, чья фамилия означает по-немецки
Публика одобрительным гулом встретила начало его речи.
Чувствуя приятное возбуждение, Юнг очертя голову ринулся в словесную битву за славу, хотя и знал, что она заранее проиграна.
…Едва Грейс смогла самостоятельно встать на ноги, она сразу отправилась на угол Сорок второй улицы и Седьмой авеню, где находился величественный театр «Нью-Амстердам», самый большой театр Нью-Йорка. Тот, в котором она всегда мечтала играть.
В этот утренний час там было безлюдно. В тишине богатые декорации сиреневых, зеленых и золотых оттенков, скульптуры животных, расставленные вдоль лестниц, ветви, опутавшие колонны в вестибюле, казались обломками ушедшего золотого века, музеем минувшей радости.
Грейс подошла к огромной сцене в форме яблока, поднялась по ступеням и очутилась на гладких подмостках.
Она взволнованно окинула взором красные кресла. И увидела, что у нее есть зритель, стоящий в центральном проходе.
Доктор Зигмунд Фрейд.
Она задрожала, закрыла глаза и услышала знакомый голос.
— Я пришел попрощаться с вами, — сказал Фрейд. — Я возвращаюсь в Европу.
Грейс с волнением узнала запах его сигары.
— Я счастлив, что вы чувствуете себя лучше, — прибавил он.
Она открыла глаза и сурово посмотрела на него:
— Я так сержусь на вас.
Ее слова хлестнули его, словно пощечина.
— Вы страдаете, — проговорил он. — Открыв вам правду, я открыл и ужасы, с нею связанные. В этом состоит парадокс успешного лечения, проведенного методом психоанализа.
Наступило молчание.
— Страдание уже переносимо, — наконец произнесла Грейс. — Это часть меня. Я научилась им управлять. Ведь это и было вашей целью, не так ли? Я сержусь на вас не за это.
