– А водитель?
– Нет. Разве что игрушечную, в виде зажигалки.
Покачав головой, Парш закурил.
– Может, я и не силен в цифрах, – сказал он. – Но, сдается, двух сотен за такую работенку мало.
Чудо из чудес – на колени Паршу упала связка ключей.
– Плюс можешь оставить себе машину, которая припаркована снаружи.
– Тот 'форд'? Ни хрена себе! Почему ты мне раньше не сказал? До того, как я разбил чертову фару?
– Это научит тебя заботиться о своих вещах. А оплата одинакова для всех киллеров. Сперва дрянная, но с каждым следующим разом становится лучше – когда мы поймем, что можем тебе доверять.
– Вы берете меня киллером?
– Ну да.
– В банду 'Пономарчиков'?
Злыдень не ответил.
– Но опять же, – задумчиво протянул Парш, – всего две сотни?
– Что-то я не вижу, чтобы у тебя были другие предложения.
– А если я откажусь?
– Тогда лучше ляг. На пол, лицом вниз.
– Не парься, приятель. Я беру работу. Это дело по мне.
– Все равно ложись.
Парш выдавил смешок.
– Я же сказал, что прикончу паршивца, так? – В его голосе звучала паника, но он покорно растянулся на грязном половичке. – Не хочу я ложиться, черт побери!
– Лицом вниз на пол. Руки по швам.
Парш лежал долго-долго, ждал и слушал, вдыхая затхлый запах мочи от коврика у себя под носом. Наконец, осмелев от тяжелой тишины, поднял голову и огляделся. Комната была пуста.
Тем вечером вышла полная луна. Даже Парш, которому ни до чего не было дела, заметил, какая она яркая и как заливает улицы Глоссопа и окрестные холмы молочно-голубым светом. Это его потрясло: он-то думал, что ненавидит природу. На самом деле Парш считал, что ненавидит все и вся. Но сегодня жизнь вокруг стала волшебной.
Еще в полдень Парш был просто неудачником. А теперь у него есть пушка, и не какая-то там копия, а настоящее огнестрельное оружие, без разрешения, зато с семью пулями в обойме. Бах – один гад готов! Бах – и второй следом! Бах, бах, бах – три урода визжат один за другим. Мало того, у него есть тачка – налоги и страховка уплачены до марта. И сотня, чтобы промотать за ночь кутежа. В одночасье он стал гламурным героем в собственных глазах.
Парш договорился встретиться в 'Старой вороне' с разведенкой по имени Маргарет. Ей было за сорок, лицо у нее было суровое, а нос – острый, как у настоящей стервы. По словам Заглушкера, Парш трахнул ее однажды после какой-то пьянки. Парш ничего такого не помнил, но сучка все звонила и звонила без всякой причины, поэтому, наверное, Заглушкер не врал.
Он заказал себе пряную курицу с карри с картофелем и, уминая ее, заметил, что Маргарет дуется.
– Что ты сидишь с таким кислым видом, черт побери? – спросил он.
– 'А ты, Маргарет?' – переспросила она, изображая Парша в роли внимательного ухажера. – 'Может, съешь что-нибудь, Маргарет?' Да, спасибо, мать твою. Потому что меня пригласил Парш, а он будет смотреть, как я умираю с голоду, прежде чем предложит мне что-нибудь.
Парш сперва вообще не понял, о чем она. Потом до него дошло.
– Что? Ты думаешь, я пожрать тебе куплю, мать твою?
Он так разозлился, что схватил ее за волосы и попытался ткнуть лицом в свое жаркое. Это оказалось непросто: шея у нее была на редкость крепкая. А потому в целом получилось не так круто, как у Джимми Кэши[9], но со временем ему таки удалось измазать ее сварливый нос в подливе. Ударив его кулаком в плечо, она с криком выбежала из паба.
Был вечер пятницы, и 'Старая ворона' была забита до отказа. На краткое мгновение все застыли, когда же гомон голосов возобновился, к столику Парша подошел Сноуи.
– Вон.
– Что, мать твою? – переспросил Парш, не понимая, из-за чего сыр-бор.
– Вон из моего чертова паба! – разъяснил Сноуи. – И больше тут не показывайся!
– Ладно. Но я еще не доел. Отдай мне деньги назад.
Сходив к стойке, Сноуи вернулся с четырьмя бумажками по фунту.
– Это еще что? – спросил Парш.
– Курица стоит семь девяносто пять. Ты съел половину, поэтому вот тебе половина.
– Да что на тебя нашло? – удивился Парш.
