том, что собирается делать? Да ему на всех наплевать.
— Но у него есть результаты, — тихо заметила Линн.
Факт был самоочевидным, однако по сравнению с мощным напором Герейнта воспринимался как-то бледно.
— Да? Но как? Он же ни с кем не делится. Ты читала его последний рапорт?
— Я его печатала.
— Хватит, ты собственноручно его писала.
Линн усмехнулась:
— Откуда такие сведения?
— Просто одно предложение бросилось мне в глаза. 'Факт совершения подозреваемым преступления представляется безусловно доказанным'. С каких это пор Вернон научился так витиевато выражаться?
Линн покраснела. Герейнт расхохотался и, словно школьник, показал в ее сторону пальцем.
— А что сейчас считать 'безусловно доказанным'? Я ведь тоже, кажется, следователь. Или как?
Теперь уже Линн усмехнулась. Герейнт ушел из следственного отдела еще в начале семидесятых, но до сих пор любил выдать себя за «своего». Слушая его, можно было подумать, что, несмотря на высокий пост, служебную машину с шофером и щедрое жалованье, он, как и рядовой сотрудник, ежедневно смотрит Смерти в глаза.
— Рапорты Вернона совершенно бессмысленны. Если следователь раскрывает дело, мы хотим знать как. Когда за дело берется Вернон, поди разберись, что он там раскапывает. Свихнуться легче. Как тогда — кого-то замочили на скачках в Йорке, и, нате вам, у Вернона уже есть «предчувствие», что убийца — тот счастливчик из Нью-Маркета, что сорвал куш на бегах. Чушь. Бред. Читаешь его рапорты, а там одни чувства да предчувствия. И никакой логики. Никаких дедуктивных выводов. Ничегошеньки… Ты тоже офицер полиции. И, насколько я наслышан, на хорошем счету. И ты получила звание не потому, что у тебя какие-то там предчувствия. Или как?
Линн подозревала, что ее терпение вот-вот лопнет.
— Но Вернон другой. Он не интеллектуал, он полагается на чутье. Полицейские тоже люди. А все люди разные. У каждого свои таланты. Вернон наделен интуицией.
— Интуицией, — буркнул Герейнт, словно на самом деле слово это означало 'дерьмо'.
— А что плохого? — настаивала Линн. — Не могу понять, к чему весь этот разговор. Вернон спас не одну жизнь. Вспомни девочку из Манчестера. Недавно она отпраздновала свой день рождения — и все благодаря той самой интуиции, над которой ты насмехаешься. Каждый год ее родители присылают нам открытку со словами благодарности — такое не забывают. Извини, но, что касается меня, это куда более веский довод в защиту Вернона, чем какой-то там рапорт.
Герейнт то и дело пытался ее перебить, однако Линн не дала ему вставить ни слова. Лишь когда она закончила свою тираду, Герейнт наконец получил возможность высказаться до конца.
— Эй, не надо так горячиться. Я ведь на его стороне. И я рад, что ты тоже.
Линн это заявление не успокоило.
— Если ты на его стороне, то с какой стати ты за ним устроил едва ли не слежку? Простите, сэр, но я разочарована в вас.
К ее удивлению, Герейнт расхохотался.
— Господи, — произнес он наконец, — ну неужели ты не можешь хоть раз в жизни согласиться со мной?
Именно в этот, самый неподходящий момент с чайным подносом в руках появился Йен. Герейнт спокойно, хотя и не без некоторой насмешки, посмотрел в его сторону. Правда, Линн так и не поняла, что смешного в человеке с подносом в руках.
— Чай и виски для страждущих. Пирожки для алчных, — весело объявил Йен, явно не замечая ни натянутой атмосферы, ни того, как некстати прозвучали его слова, а поставив поднос и снова направившись к двери, ляпнул очередную бестактность: — Если ты скоро не закруглишься, мамчик, то видео мы будем смотреть без тебя.
— Итак, что ты там сказала? — ухмыльнулся Герейнт, беря стакан 'Джонни Уокера'.
Потрясающая непробиваемость!.. Линн подумала, что если Герейнт зол на Лаверна и готовит ей какой-то подвох, то он просто великолепный актер.
— Ну, что Лаверн знает, что делает. Главное, он ловит преступников.
Линн налила себе в чашку горячего чая и принялась медленно его помешивать.
Молчание нарушил оглушительный топот детских ног наверху. Герейнт вновь усмехнулся и, взглядом указав на потолок, пошутил:
— Воздушный налет.
Снова воцарилось молчание.
— Говоришь, он ловит преступников… Но как? Что ты расскажешь новичкам в вашем отделе, когда тебя спросят, как вам удалось поймать Болтонского Душителя?
— Они меня ни о чем не спрашивают, — пожала плечами Линн.
Герейнт принялся за пирог.
— Вкусно, — произнес он с набитым ртом. — Сама печешь?
— Нет, муж.
— Мужчина без комплексов, — усмехнулся Герейнт.
— Нет, просто знает, как включать духовку.
Герейнт предпочел сменить тему:
— Ведь Вернон поначалу тебе не нравился?
— Нет. Он, можно сказать, устроил мне веселую жизнь. Я пришла в отдел сержантом и вскоре поняла, что поддержки от него не дождешься.
— Верно. Тебя порекомендовал Дэнни Филпс. Манчестерской полиции никак не удавалось изловить Душителя, а ты тогда так здорово сработала по делу о педофилах. Вот мы и подумали, что твой опыт нам пригодится. А Вернон, вместо того чтобы помочь, твердил: 'Это не мое дело, пусть сами разбираются'.
— Откуда тебе это известно? Я никому не рассказывала!
Герейнт заговорщически подмигнул:
— От меня ничего не скроешь, не надейтесь. Семь деток отдали Богу душу, мы посылаем в Манчестер нашего лучшего детектива, а он даже и не думает пошевелить задницей.
Линн улыбнулась воспоминаниям.
— Однажды он довел меня до слез. Я не знала, что и думать. Мне казалось, что он халтурщик и бездельник.
— Не тебе одной так казалось. Мне тогда позвонили из Манчестера и спросили: 'Кого это ты нам прислал? У нас пропал еще один ребенок, а ваш фигляр знай себе расхаживает по церквям'.
Линн рассмеялась.
— Ну, такие подробности мне неизвестны.
— Вот-вот, — поддакнул заместитель главного констебля, но взгляд его не потеплел. Герейнт сделал глоток виски, побулькал немного, словно полоща рот, а затем уставился на Линн в упор. Хрестоматийный прием, призванный вызвать допрашиваемого на откровенность. О таком прочтешь в любом учебнике по технике допроса.
'Со мной этот номер не пройдет, — подумала Линн. Впрочем, простим Герейнту подобные штучки'.
Наконец ему самому это надоело, и он первым нарушил молчание:
— А как он вел себя последнее время? Ты не заметила в нем никаких странностей?
— Нет, ровным счетом ничего.:
— А по-моему, их только прибавилось. По лицу вижу, что ты со мной согласна. Да ты сама лучше меня знаешь, что девять из десяти убийств раскрываются в считанные дни, потому что их совершают дураки, лично знакомые со своими жертвами. А еще тебе известно, что оставшиеся десять процентов так и остаются нераскрытыми, потому что у нас дерьмо, а не полиция. Правда, если бы люди знали, какое она дерьмо, то наверняка от страха не спали бы по ночам.
— Ну, это уже верх цинизма, — возразила Линн, — да и вообще несправедливо. Пусть у нас нет ни средств, ни ресурсов для длительного расследования. Как тогда с Душегубом. Надо было идти по горячим
