— Ах, да! — Она протянула ему всю упаковку.
— Я все не съем!
— Должен съесть, — сказала она, прилагая огромные усилия, чтобы не отключиться, чтобы принимать участие в маленькой жизни, что протекала в поскрипывающих деревянных стенах вагона. — Я буду только фрукты. И бутерброд.
Но хлеб оказался твердым и черствым; ей было трудно его разжевать. Таннер тем временем нагнулся и стал вытаскивать из-под сиденья один из своих саквояжей. Воспользовавшись этим, она быстро сунула недоеденный бутерброд в щель между окном и своим сиденьем.
Таннер выпрямился; с торжествующим видом он держал в руке большую темную бутылку; порывшись в кармане, он достал штопор.
— Что это?
— Догадайся, — сказал он, ухмыляясь.
— Не может быть… шампанское!
— С первого раза.
В нервном порыве она обеими руками обхватила его голову и шумно чмокнула в лоб.
—
Он рванул пробку; раздался хлопок. Проходившая по коридору изможденная женщина в черном впилась в них взглядом. Таннер встал, держа бутылку в руке, и задернул шторы. Наблюдая за ним, Кит подумала: «Он совсем не похож на Порта. Порт бы никогда так не поступил».
И пока он разливал шампанское по пластмассовым дорожным чашкам, она продолжала вести с собой мысленный диалог: «Но это же ровным счетом ничего не значит, кроме того, что он просто потратил деньги. Это нечто купленное, только и всего. И все же, если тебе нравится тратить деньги… И при этом ты думаешь прежде всего о шампанском, то…»
Они сдвинули чашки. Но знакомого звона не последовало — лишь глухой звук, похожий на шуршанье бумаги.
— За Африку, — неожиданно робко сказал Таннер. Он хотел сказать: «За наш вечер».
— Да.
Кит посмотрела на поставленную им на пол бутылку. В свойственной ей манере она мгновенно решила, что это — магический предмет, который обязательно спасет ее, что благодаря его чарам ей удастся избежать катастрофы. Она осушила свою чашку. Он снова ее наполнил.
— Эта чашка будет последней, — предупредила она, внезапно испугавшись, что магия улетучится.
— Ты так думаешь? Отчего же? — Он вытащил саквояж и снова его открыл. — Смотри. — Там было еще пять бутылок. — Потому-то я так и рвался нести эту сумку сам, — сказал он с улыбкой, дабы сделать свои ямочки еще глубже. — А ты, наверно, подумала, что я спятил.
— Я не заметила, — пролепетала она, даже не замечая ямочек, вызывавших у нее столь сильную неприязнь.
Вид такого количества магии как будто возобладал над всем остальным.
— Так что пей не робей. Залпом.
— Не беспокойся, — рассмеялась она. — По этой части я не нуждаюсь в наставлениях.
Она вдруг почувствовала себя до абсурда счастливой. Даже слишком счастливой в данных обстоятельствах, напомнила она себе. Но ведь настроение что маятник; через час-другой она вернется в то же состояние, в котором пребывала минуту назад.
Поезд медленно подошел к остановке. За окном была черная ночь; ни звезд, ни огней не было видно. Где-то снаружи чей-то голос выводил странную, заунывную мелодию. Он неизменно начинал высоко, а затем опускался вниз до тех пор, пока хватало дыхания, но лишь затем, чтобы вновь начать с самой верхней ноты; песня напоминала детский плач.
— Это человек? — недоверчиво спросила Кит.
— Где? — сказал Таннер, осматриваясь.
— Пение.
Мгновение он прислушивался.
— Трудно сказать. Выпей.
Она выпила, потом улыбнулась. Через минуту она уже всматривалась в черневшую за окном ночь.
— Наверное, я напрасно появилась на свет, — горестно сказала она.
У него сделался встревоженный вид.
— Послушай-ка, Кит. Я знаю, что ты нервничаешь. Потому-то я и взял с собой игристого. Тебе надо всего лишь успокоиться. Не бери в голову. Расслабься. Ты же знаешь, все это пустяки. Кто это сказал…
— Нет. Только без цитат, — перебила она его. — Шампанское — да. Философия — нет. Кстати, по- моему, с твоей стороны было ужасно мило позаботиться о нем, особенно теперь, когда я понимаю, почему ты его с собой взял.
Он перестал жевать. Выражение его лица изменилось; взгляд насупился.
— Что ты имеешь в виду?
— Потому что ты догадался, что в поездах я нервничаю как последняя дура. И мне лишь остается по достоинству оценить проявленную тобой заботу.
Он снова задвигал челюстями и ухмыльнулся:
— Не стоит благодарности. К тому же шампанское и мне пришлось весьма кстати, как ты могла заметить. Итак, за старую добрую мадам! — Он откупорил вторую бутылку.
Поезд не без труда снова стал набирать скорость.
То, что они опять поехали, придало ей бодрости.
— Еще? — Он наклонил бутылку.
—
Поезд двигался рывками, поминутно останавливаясь, причем всякий раз в местности, выглядевшей совершенно пустынной. Но из темноты всегда неслись голоса, выкрикивавшие что-то на своем гортанном горном наречии. С ужином было покончено; пока Кит доедала последний финик, Таннер нагнулся и достал из саквояжа очередную бутылку. Сама в точности не зная зачем, она вытащила спрятанный в щель бутерброд и положила его к себе в сумочку поверх пудреницы. Он налил ей шампанского.
— Шампанское уже не такое холодное, как раньше, — сказала она, пригубив.
— Уж какое есть.
— А я все равно его обожаю! Ну и что, что теплое. Ой, знаешь, я, кажется, пьянею.
— О, ты меня не знаешь! Когда я нервничаю или чем-нибудь расстроена, я мигом набираюсь.
Он посмотрел на свои часы:
— Так, у нас впереди еще как минимум восемь часов. Судя по всему, мы так и будем ползти с черепашьей скоростью. Ты не возражаешь, если я пересяду к тебе?
— Конечно. Я же с самого начала предлагала тебе не ехать спиной.
— Отлично. — Он встал, потянулся, зевнул и плюхнулся рядом, привалившись к ней. — Виноват, — сказал он. — Не учел эту чертову болтанку. Господи, ну и поезд! — Он приобнял ее правой рукой и слегка притянул к себе. — Облокотись на меня. Тебе так будет спокойнее. Да расслабься же! Ты вся напряжена и зажата.
— Да, зажата! Боюсь, что так и есть. — Она рассмеялась; этот смех отозвался у нее в ушах жалким хихиканьем. Она частично облокотилась, положив голову ему на плечо. «Так мне должно быть спокойнее, — подумала она, — но на деле получается только хуже. Еще немного, и я полезу на стенку».
Несколько минут она заставила себя просидеть тихо в таком положении. Не испытывать при этом напряжения было нелегко, поскольку каждый толчок поезда, как ей казалось, подталкивает ее к нему все
