мы чуть не опоздали к чаю. Вот уж ты бы повеселился. А теперь прогони этих голодранцев и иди сюда. Mosh! Mosh! — завопила она, набросившись внезапно на группку местных подростков, обступивших машину. — Mosh!
— Требуется знать нужное слово, чтобы их разогнать, — сказал Эрик, выпрыгивая из машины и хлопая дверцей. — Бесполезно говорить, что ты позовешь полицию. Они не знают, что это такое.
— Не мели чушь! Какая еще полиция! Никогда не угрожай туземцам местным начальством. Помни, что мы здесь не признаем французское владычество.
— Ох, это же в Рифе, мама, а здесь испанское владычество.
— Эрик! Ты уймешься когда-нибудь? Думаешь, я не помню, что сказала мне мадам Готье? К чему ты
Эрик возвращался с банкой чая, когда с улицы в патио вошел Порт.
— Мистер Морсби! — вскричал он. — Какой приятный сюрприз!
Порт постарался не вытянуться в лице.
— Привет, — сказал он. — Какими судьбами? По-моему, я узнал вашу машину у входа.
— Одну секунду. Я должен отдать маме чай. Она ждет его на кухне. — Он кинулся через боковую дверь, наступив на одну из неприличных собак, в изнеможении разлегшуюся в темноте прямо за порогом. Та заскулила. Порт поспешил наверх к Кит и сообщил ей последнюю плохую новость. Минуту спустя Эрик уже барабанил в дверь:
— Я говорю, не выпьете ли вы с нами чаю через десять минут в одиннадцатом номере? Рад снова видеть вас, миссис Морсби.
Одиннадцатый номер занимала миссис Лайл; он был длиннее, но такой же голый, как и все остальные, и располагался прямо над входом. По ходу чаепития она поминутно вскакивала с кровати, на которой все сидели за неимением стульев, подходила к окну и кричала на улицу: «Mosh! Mosh!»
Наступил момент, когда Порт больше уже не мог сдерживать своего любопытства.
— Что это за странное слово, которое вы выкрикиваете, миссис Лайл?
— Я отгоняю этих маленьких вороватых негров от моей машины.
— Но что вы им говорите? Это арабское слово?
— Французское, — сказала она, — и оно означает «убирайтесь».
— Вот как. А они его понимают?
— Поймут, никуда не денутся. Еще чаю, миссис Морсби?
Таннер уклонился от чаепития, будучи достаточно наслышан о Лайлах от Кит. Если верить миссис Лайл, Айн-Крорфа была очаровательным городком, в особенности — рынок верблюдов, где имелся верблюжонок, которого они непременно должны сфотографировать. Она сделала несколько его снимков сегодня утром.
— Он такой милашка, — сказала она.
Эрик сидел, пожирая Порта глазами. «Он опять хочет денег», — подумал Порт. Кит тоже обратила внимание на его необычное выражение, но истолковала его по-своему.
Когда чай был выпит и они собрались уходить, поскольку очевидным образом исчерпали все возможные темы для разговора, Эрик повернулся к Порту:
— Если не увидимся за ужином, я нагряну к вам попозже вечерком. Во сколько вы ложитесь спать?
Порт неопределенно пожал плечами:
— Когда как. Сегодня, вероятно, мы вернемся поздно, пойдем осматривать город.
— Отличненько, — сказал Эрик, ласково потрепав его по плечу, когда закрывал дверь.
Когда они вернулись в комнату Кит, она встала у окна, устремив взгляд на скелетообразное фиговое дерево во дворе.
— Лучше бы мы поехали в Италию, — сказала она. Порт вскинулся:
— Почему ты так говоришь? Это из-за них, из-за гостиницы?
— Из-за всего. — Она повернулась к нему, улыбаясь. — Но это пустое. Сейчас самое время пройтись. Пойдем.
Одурманенная солнцем Айн-Крорфа постепенно пробуждалась от своего дневного оцепенения. За фортом, который стоял рядом с мечетью на возвышавшемся прямо посреди городка каменистом холме, улицы утратили европейский облик; здесь повсюду проступали черты первоначальной беспорядочной планировки туземного квартала. Под навесами лотков, где чадящие лампы уже начинали гаснуть и мигать, в открытых кафе, где в воздухе висел дым гашиша, даже в пыли укромных, огороженных пальмами переулков — везде на корточках сидели мужчины; они раздували маленькие костры, кипятили воду в медной посуде, заваривали и пили чай.
— Время вечернего чая! Просто вылитые англичане, переодетые для маскарада, — сказала Кит. Они шли очень медленно, рука в руке, в полном согласии с мягкими сумерками. Такие вечера навевают скорее томление, чем ощущение тайны.
Они вышли к реке, русло которой в этом месте было лишь ровным продолжением белых раскинувшихся в полумраке песков, и немного прошли вдоль берега — до тех пор, пока шумы города не стихли вдали. За стенами лаяли собаки, но сами стены были далеко. Впереди горел костер; у огня в одиночестве сидел человек и играл на флейте, а за ним, в пляшущих отсветах пламени, отдыхало с десяток верблюдов, с важным видом пережевывающих свою жвачку. Человек проводил их взглядом, не переставая при этом играть.
— Как ты думаешь, ты смогла бы быть счастлива здесь? — приглушенным голосом спросил Порт.
Кит испугалась:
— Счастлива? Счастлива? В каком смысле?
— Ты бы смогла полюбить все это?
— Откуда мне знать! — сказала она с ноткой раздражения в голосе. — Как я могу сказать? Их жизни невозможно примерить на себя, как невозможно проникнуть к ним в голову и узнать, о чем они действительно думают.
— Я спросил тебя не об этом, — заметил Порт, ожегшись.
— А надо бы. Здесь важно именно это.
— Ничуть, — сказал он, — Для меня это не важно. Я чувствую, что этот город, эта река, это небо — все это принадлежит мне точно так же, как и им.
На языке у нее вертелась фраза «Ты сумасшедший», но она ограничилась тем, что сказала:
— Странно.
Они сделали круг и пошли обратно к городу по дороге, лежавшей между стен сада.
— Лучше бы ты не задавал мне таких вопросов, — сказала она вдруг. — Мне нечего на них ответить. Как я могу сказать: да, я собираюсь быть счастлива в Африке? Мне очень нравится Айн-Крорфа, но откуда я знаю, захочется мне пробыть здесь месяц или уехать завтра же.
— Ты не сможешь уехать завтра же, раз уж зашла об этом речь, даже если бы захотела, разве что обратно в Бусиф. Я узнал расписание. До автобуса в Бу-Нуру еще четыре дня. А ехать в Мессад на грузовиках сейчас запрещено. По всей дороге стоят солдаты и штрафуют нарушивших запрет водителей.
— Значит, мы застряли в «Гранд Отеле». «С Таннером», — подумал Порт. Вслух:
— С Лайлами.
— Господи, помилуй, — пробормотала Кит.
— Интересно, до каких пор мы будем наталкиваться на них? Почему бы им не оторваться от нас раз и навсегда к чертям собачьим или остаться здесь и дать нам оторваться от них!
— Такие вещи не делаются сами собой, — сказала Кит. Она тоже подумала о Таннере. Ей показалось,
