— Разыскивал? Меня? Когда я исчезла из замка? Но…
Эдуард объяснил, взяв ее руки в ладони. Рассказал, как в конце концов напал на ее след, как приезжал в Рим. Рассказал о своем разговоре с Тэдом.
Она молча слушала и все больше хмурилась. Когда он закончил, она залилась румянцем и вскочила на ноги.
— Ненавижу Тэда! — выйдя из себя, внезапно крикнула она. — Ненавижу. Он злой. Мне он так ничего и не сказал. Он хочет распоряжаться людьми, строить за них их жизнь, словно они персонажи из его фильма.
Она замолчала, поглядела на Эдуарда, и лицо у нее разгладилось. Она вернулась на место, села, взяла его за руку и сказала просто:
— Тэд — дурак. Все, что он тебе там наплел, — все неверно. Понимаешь, Тэд бывает прав в разных житейских мелочах, но ошибается, когда речь заходит о большом и значительном. В конце концов до меня это дошло. Это можно заметить по его работам; его картины говорят об этом.
Эдуард посмотрел на нее долгим взглядом.
— Так он ошибался — в отношении тебя?
— Ошибался. Клянусь тебе. — Она замялась. — Помнишь нашу первую ночь в Сен-Клу?
— Еще бы не помнить, — улыбнулся Эдуард.
— Я была с тобой очень честной, я это знаю. Но помнишь — я сказала, что хотела бы остаться с тобой, в ту минуту, как мы познакомились?
— Помню.
— Ну так вот, от этих слов я никогда не отказывалась. — Она наклонилась к нему. — Если бы ты разыскал меня в Риме и попросил вернуться — я бы вернулась. Я бы не смогла отказать, узнав, что нужна тебе. Вот так-то. — Она помолчала. — Эдуард, я старалась тебя не любить. Очень сильно старалась. Я пыталась быть Льюису хорошей женой, всякая мысль о тебе казалась мне злой изменой. — Она печально покачала головой, — Я ставила себе идиотские задачи. Говорила, например: не буду думать об Эдуарде весь день. Два дня…
— И удавалось? — нежно спросил Эдуард.
— Нет. Не удавалось. Мне казалось, я делаю это потому, что вижу — Льюис знает о моих мыслях и из-за этого несчастен. Но истина заключалась в другом: как бы я ни открещивалась от них, словно от нечистой силы, они меня не оставляли. Потому что на самом деле я не хотела от них избавляться. Я хотела сберечь их. Сердце подсказывало: убив эту любовь, я тем самым убью и себя…
Она замолчала и, тихо вскрикнув, еще крепче сжала ему руку.
— Ох, Эдуард, ну почему ты не пришел ко мне? Почему не написал, не позвонил, не…
— Этого, Элен, мне хотелось больше всего на свете, честное слово. Но я считал… что не должен. Понимаешь, порой я ни секунды не сомневался, что ты не сможешь забыть, и думал: если предоставить тебе свободу, если ты добьешься всего, чего, видимо, хотела добиться, тогда — когда-нибудь — ты по своей доброй воле вернешься ко мне или напишешь… — Он помолчал и добавил: — То были лучшие минуты. Когда я в это верил.
— А другие минуты — что в них?
— Ну, другие. О них я предпочёл бы не вспоминать. Ведь все могло оказаться самообманом — и тому было много причин. Я это понимал. Ты была замужем за другим и вполне могла быть счастлива в браке. Один человек, встречавшийся с вами, мне даже говорил, что так оно и есть. Вот про Кэт — этого я не понимал: как ты могла с нею так поступить? Разве что хотела полностью исключить меня из своей жизни, разве что наша встреча была для тебя в порядке вещей, эпизодом, о котором можно забыть. — Он помолчал. — Разве что ты — это не ты, а какая-то совсем другая женщина. Но всякий раз, когда я был готов убедить себя в этом — тысячью доводов, очень разумных, очень веских, — я останавливался. Потому что не мог поверить… Я знал, что не ошибся в тебе.
Он умолк. Элен увидела в его глазах боль и потупилась, но он заставил ее поднять голову и ласково спросил:
— Ты ведь звонила мне? Я понял, что это ты. Три гудка — и отбой. Только однажды ты не повесила трубки. Ты слышала, как я назвал тебя по имени?
— Да.
— И знала, что однажды я сделал то же самое?
— Ох, Эдуард, конечно. А потом внушила себе, что ошиблась…
— А когда бывала в Париже, то возвращалась на место нашей первой встречи?
— Да, один раз. И почувствовала, что ты рядом.
— Я тоже ощущал твое присутствие. Много раз. Они посмотрели друг другу в глаза. Эдуард нежно провел пальцами по ее лицу. Элен во внезапном порыве схватила его за руку и прижалась губами к ладони.
— Сколько времени! Целых пять лет. — Она запнулась, посмотрев на него со страстью и горечью. — Эдуард, каким же я была ребенком! Еще моложе, чем сказала тебе. Тогда нас разделяла пропасть жизненного опыта — не лет, они не в счет, но опыта. Подумай, что ты к тому времени успел совершить, кем ты стал. А я? Я даже толком не понимала, кто я такая. Тогда мне не хватало смелости быть собой. Я лгала — лгала тебе; больно сейчас вспоминать, как я врала…
— Милая, я понимаю, чем это было вызвано.
— Нет, слушай. Теперь, Эдуард, я другая. Это написано даже у меня на лице. Видишь — морщины. Вот здесь, здесь и здесь.
Она прикоснулась к ним пальцем с видом глубокой сосредоточенности. Эдуард — он помнил эти мгновения ее серьезной страстной откровенности и любил ее за них — наклонился и нежно поцеловал морщинки.
— Я горжусь этими морщинами, Эдуард. Я рада, что они появились. Потому что я уже не ребенок. Я стала ближе к тебе и чувствую эту близость…
Она замолчала. Эдуард взял ее руки в свои и заговорил, размеренно и четко:
— Через два дня — слушай — из Нью-Йорка отплывает лайнер «Франция». Я зарезервировал места для нас с тобой, для Кэт, Мадлен и еще для Касси, если она захочет к нам присоединиться.
— Эдуард…
— Билеты я заказал сразу, как только прочел твое письмо. На другое утро, когда открылись агентства. — Он улыбнулся. — Не захочешь возвращаться во Францию — отправимся куда-нибудь еще. Неважно куда. Куда угодно. Но я не хочу больше жить без тебя. Не могу больше жить без тебя. И… — он сделал паузу, — ты не можешь оставаться в браке с Льюисом.
— А я и не состояла с ним в браке. Не могла состоять. — Она отвернулась. — Эдуард…
— Не нужно спорить. Тебе предстоит сделать выбор, Элен… — От волнения у него прерывался голос. — У нас всего одна жизнь, и пять лет этой жизни уже потеряны.
— Я сделала выбор.
Она говорила, опустив голову и так тихо, что Эдуард не сразу расслышал ее слова, но тут она на него посмотрела, и в ее взгляде он увидел подтверждение.
— Да?
— Да. Я люблю тебя, Эдуард. Ох, как же я тебя люблю…
Она обняла его за шею — порывистым движением, какое ему всегда в ней нравилось. Эдуард наклонился и поцеловал ее.
И лишь позднее — в голове у нее перепуталось столько всего, о чем хотелось ему поведать, — она вдруг вспомнила о самом неприятном; встала, выдвинула ящик бюро и вытащила связку газетных вырезок. — Совсем забыла. Ты был в разъездах и не мог их видеть. Придется тебе их прочесть. Ох, Эдуард, я хочу, чтобы ты знал — письмо тебе я отправила до того, как все началось, еще до появления самой первой статейки. Пока ты с ними не ознакомишься, я не позволю тебе принять решение.
— Дай-ка сюда.
— Он поднялся и протянул руку. Элен отдала ему вырезки, но он не стал их читать.
— Я их уже видел, не все, но многие, и в точности знаю, сколько тут правды. Знаю, когда ты написала письмо и когда началась вся эта компания. Хватит об этом, Элен.
