клянусь, я все верну. Мне нужно фунтов пятьдесят, этого, наверно, хватит. Даешь или не даешь? Мне некогда с тобой любезничать.
– Видишь ли… – начал он. – Потому что, если говорить начистоту… в общем-то… Дело в том, – начал он снова с откровенностью, которая должна была ее обезоружить, – ты видишь мое положение. Я должен подумать о Бетти.
– Да уж, пора подумать о Бетти!
– Черт побери, ведь она моя жена!
– С чем ее и поздравляю!
– Знаешь, Констанс, должен заметить, вымогательница ты довольно бездарная.
– Опыта не было, – угрюмо ответила она.
– Ну а как насчет… его?
– Лучше утопиться в Серпантине.
– Проклятие! – сказал Робертсон. – Ты все на свете портишь. – Он по-прежнему сидел перед камином, подавшись вперед и обхватив голову руками. Все, нет ему нигде ни мира, ни покоя. Ведь ему чего хотелось? Чтобы женщина его подбодрила и развеселила. Но Бетти слаба, а Констанс испорчена до мозга костей.
– Жалеешь, что я пришла? – спросила она, нашаривая свою шляпку.
Робертсон сидел в той же позе и, запустив пальцы в волосы, растирал голову.
– Значит, ничего не выйдет с деньгами? – Оба прислушались: огонь вдруг затрещал в камине. – Точно, – ответила сама себе Констанс. – Ну, я пошла.
– Я что-нибудь придумаю, – сказал он. – На днях напишу тебе. Клянусь, я тебе помогу…
В этот самый момент Бетти, отдавшая Констанс свой ключ, была вынуждена позвонить в дверь собственной квартиры. Она позвонила дважды подряд, так не терпелось ей очутиться дома. Робертсон продолжал в отупении сидеть перед камином, и дверь открыла Констанс.
– Хэлло, Кон, – раздался голос Бетти, – ну как, попала в квартиру?
– Ага. Бобкин вернулся. Я пытаюсь занять у него денег.
– Не знаю, что это тебе вздумалось, – томно отвечала Бетти, – у нас денег нет. Хэлло, Бобкин! А что это со светом?
– Шиллинги кончились.
– Да вон три штуки лежат в папироснице. Там всегда что-нибудь есть. Не так уж мы обнищали, не думай, – сказала Бетти со смехом, обращаясь к Констанс. – А тебе сколько нужно, Кон?
– Шесть пенсов на автобус.
– На, возьми шиллинг.
Бетти бросила монету в счетчик. Вспыхнул свет и осветил квартиру во всех ее подробностях: стены, «художественно» окрашенные клеевой краской, шесть репродукций из серии «Лучшие картины мира», темные угловатые очертания дубовой мебели под старину. Констанс лениво подошла к зеркалу и намазала губы ярко-алой помадой, надвинула на лоб свою тесную шапочку с жокейским козырьком, подняв воротник, уткнула в него подбородок.
– Мне пора двигаться, – сказала она, – спасибо за шиллинг.
– Извини, дорогая, что мы не оставляем тебя ужинать. Но, откровенно говоря, заливное, кажется…
– Нет, мне все равно пора, мать там, наверно, бушует. К тому же я поела свинячьего пирога.
– Ну и отлично. Тогда пока. Бобкин, проводи!
Выпустив Констанс и вернувшись в комнату, Робертсон
сразу увидел, до чего пришибленной и несчастной выглядит Бетти. Факт налицо: она не может жить без него. Под тяжестью его гнева она вся сжимается, разваливается на части. Видимо, она успела поплакать: вокруг глаз были обводья расплывшейся туши. А теперь она взбивала волосы, специально для него. Он не мог знать, как пылало ее горло под тугой ниткой розового жемчуга – в том самом месте, где недавно был запечатлен поцелуй на горле Марлен Дитрих. Лисья горжетка Бетти сползла с плеча, она сидела в том же кресле, в той же позе, что и Констанс, подняв к нему лицо.
– О, Бобкин, – сказала она, – я была такая… ох, я и сама не знаю. Но правда же, иногда становится так тошно…
– Бедняжка, – сказал он, прикоснувшись пальцем к ее щеке. Бетти вздохнула, поймала его ладонь и стала гладить, откинув голову ему на руку, опустив длинные ресницы.
– Мне так стыдно, – сказала она, – за все!
– Ну ладно… А ты мыла голову…
– Погляди на мой жемчуг: у Свэна и Эдгара, два фунта, одиннадцать и три. Это очень ужасно с моей стороны? Но я должна была что-то купить.
– Мне нравится, когда у тебя хорошенькие вещи.
– Да, насчет этого ты всегда такой милый… Чудная девчонка, эта Констанс, – заметила она спустя немного. – Такая независимая. Не могу ее понять. Вы долго разговаривали?
– Да нет, не особенно.
– Чем-то она жалкая. Ой, огонь-то почти погас!
