Девочки по команде замерли в пятой позиции, и мисс Джеймс поплыла между рядами.
Марджери Мэннинг все делала не так. Эти среды отравляли ей всю неделю. Она твердо знала – мисс Джеймс ее ненавидит. И действительно, мисс Джеймс ее ненавидела. Нелепо одетая девочка, бабушкина внучка. Рыжие локоны тяжело обвисли, как сосиски, и белые банты тоже повисли-, очки все время запотевали от разгоряченного тела, и тогда она ничего не видела вокруг. Марджери ссутулилась, испуганно подалась вперед.. Мурашки побежали у нее по спине, а мисс Джеймс в своем голубом воздушном платье со складками, похожем на чашечку гиацинта, мягко ступая, все ближе подходила к ней.
– Теперь Марджери… Марджери Мэннинг, как ты стоишь?
Они впились друг в друга глазами; все вокруг замерли. Марджери думала: «Она готова убить меня». Мисс Джеймс думала: «Я готова убить ее – прямо сейчас». На ее лице появилось выражение холодной тоски. «Ну-ка,
– Вот так, – кивнула мисс Джеймс. – Теперь поняла?… Повтори сама… Пожалуйста, музыка. Начали! – Рояль задребезжал карающе, звуки обрушились на Марджери, как топор мясника. –
У Марджери были кокетливые повадки хорошенькой девочки, делавшие ее жалкой. Вот и теперь она игриво откинула назад тяжелые локоны, а те ударили ее по спине. Через запотевшие стекла очков она уставилась на мисс Джеймс снизу вверх, как толстенький зверек, попавший в ловушку, – как крыса, которая ни у кого не вызывает жалости.
– Да, мисс Джеймс.
– Постарайся запомнить, – сказала мисс Джеймс и пошла дальше. В ней встрепенулась ее спящая душа, легкое приятное колыхание нарушило бесстрастное оцепенение. На щеках выступил нежный румянец. Она подумала о Лулу, она почти чувствовала себя женщиной.
Перешли к самым изящным экзерсисам – к прыжкам. Мисс Джеймс освободила от них нескольких маленьких мальчиков. Выстроившись рядами, девочки пружинисто подпрыгивали, взлетая вверх, так что мелькали оборки на нижних юбках, взмахивали округленными руками, разводили и сводили их, вскидывали головы. Они будто что-то собирали руками, кидали, ловили, будто разбрасывали вокруг розы. Мисс Пил с мрачноватой бравурностью играла песенку «Куда же, куда пропала моя собачка!».
В каскаде прыжков лучше всех были Гризельда, Лоис и Синтия, Джин Джоунс и Дорис. Их поставили впереди, чтобы остальные видели, как надо выполнять эти упражнения. Марджери Мэннинг казалось, когда танцует какой-нибудь отличившийся счастливчик, то и музыка звучит по-другому, звуки не обрушиваются, как удары топора, а порхают, как легкие перышки, и, покружившись над ним, улетают прочь.
После прыжков были упражнения с лентами и булавами. Потом танцы. Маленькая Синтия исполнила испанский танец под восхищенное аханье зрителей – прелестна, как настоящая испанка. Мисс Джеймс разрешила ей принести в следующий раз кастаньеты. В ирландской джиге блистали Гризельда и Дорис; они плясали задорно, совсем по-ирландски. Еще две пары отличались в гавоте и исполнили его отдельно, в пример остальным. «Как только научить вас делать реверанс?» – вздохнула мисс Джеймс. Только бы, только бы научить их делать реверанс. Они приседали, будто вертел проглотили, ноги застряли где-то позади, колени выпирают вперед.
– Смотрите на меня, дети. Следите за мной… – Они недоверчиво окружили ее. Они знали, что им никогда не сделать реверанс так, как она. Мисс Джеймс присела, склонив голову; согнув руки, она опускалась на пол, словно растекалась по нему, и снова поднималась. «Мне бы такое платье», – думала Дорис. «Она будто вовсе и не человек», – думала Джин Джоунс.
У двери стоял администратор и смотрел через стекло. Глаза чуть скошены к переносице, лицо сосредоточено. Мисс Пил медленно проигрывала трель; она представляла, как мисс Джеймс приседает в реверансе.
После танцев мисс Джеймс объявила перерыв. Девочки врассыпную побежали к стульям у стен. Марджери Мэннинг подошла к бабушкиной служанке, которая вязала носки, и села рядом.
– Снова не так, – сказала бабушкина служанка, облизнув тонкие губы. – Ты бы поучила этот испанский танец дома.
– Не ваше дело, – огрызнулась Марджери, она была груба с прислугой и пересела через три свободных стула. Она не спускала глаз с мисс Джеймс; та обходила матерей и хвалила отличившихся девочек; около гувернанток мисс Джеймс не задерживалась; она и без того еле на ногах держалась от усталости.
У Марджери за спиной сидели Синтия с матерью; взявшись за руки, они возбужденно обсуждали, как Синтия будет танцевать с кастаньетами. Синтия казалась окутанной любовью, она обволакивала ее, как облачко, сопровождала повсюду. К ним приближалась улыбающаяся мисс Джеймс. Запрокинув голову на короткой шее и теребя локон, Марджери следила за ней; проходя мимо, мисс Джеймс почувствовала какой- то слабый толчок, снова ощутила трепетание жизни, глаза ее вспыхнули.
– Не ломай стул, – проговорила она и, выдавив улыбку, прошла мимо.
Мисс Пил приютилась у радиатора.
– Ну как ты? – спросила она. – Не можешь не обойти всех этих гусынь? Тебе нехорошо?
– Как-нибудь дотяну до конца урока… Слышала, как я расправлялась с этой девчонкой Мэннинг?
– С которой?
– Да знаешь. Рыжая. – Она рассмеялась коротким смешком и села, поглаживая руку. – Эта девчонка меня просто из себя выводит… Сама не знаю почему.
– С кем она пришла?
– С прислугой.
– Может, отдаст богу душу, – весело сказала мисс Пил, пробегая глазами по нотам фокстрота.
– Ах, зачем же, – вздрогнула мисс Джеймс. Без Марджери Мэннинг она уже не могла: ей хотелось стереть ее в порошок. Мисс Джеймс встала и громко сказала: – Все становятся в пары на вальс!
– Приходил Лулу, – торопливо проговорила мисс Пил. – Когда ты с ним встретишься?
