– Лика, хватит пить. Ты сегодня в ударе.
– Есть немного.
Она покачиваясь пошла к выходу из зала, и Кира, спохватившись, крикнула ей вслед:
– Лика, тебя проводить?
– Я сама.
Она подняла вверх руку в знак того, что все у нее путем, а потом обессиленно уронила ее вниз.
Кира озабоченно смотрела вслед подруге, переживая за нее. Лика любила выпить хорошего вина, да и в сортах коньяка неплохо разбиралась. На этой почве даже когда-то близко сошлась с мамой Киры: Нина Михайловна слыла в своей среде большим знатоком элитного коньяка. Но сегодня Лика явно превысила свою планку.
Разговоры вокруг на мгновение стихли, и Кира услышала за спиной шаги. Запах дорогого мужского одеколона заставил ее обернуться.
Вас когда-нибудь поражало, будто громом, только оттого, что вы столкнулись с кем-то взглядом? Его до невозможности синие глаза смеялись, и из них словно лился свет. Или сам парень был окружен светом – Кира не разобралась, до того была ослеплена. А еще у нее перехватило дыхание и впервые за последние десять лет вспыхнули от смущения щеки.
– Добрый вечер. Меня зовут Лес. Не могли бы вы подписать для меня вашу новую книгу?
Она машинально взяла протянутый им экземпляр и переспросила:
– Кто вы? Извините, я не расслышала ваше имя.
– Лес. Это сокращенно от Алексей, – пояснил парень. – Алекс, Лекс, Лес. Вот такая незамысловатая цепочка.
– Не скромничайте. Ничуть она не проста, ваша цепочка, целых четыре позиции. Хотя, вы правы, бывают имена и посложнее. – Она быстро чиркнула автограф на книге. – Вот у моей подруги, к примеру, домработницу Марсельезой Карповной зовут.
Кира протянула ему книгу.
– А можно еще один автограф? – спросил Алексей. – Для моей бабушки.
– Ваша бабушка читает мои книги? Это очень приятно. Конечно же, давайте подпишу. Как ее зовут?
– Тамара.
– М-м, какое красивое имя.
– Главное, редкое.
– Это да.
Кира написала несколько приятных слов незнакомой старушке, которую ей скорее всего никогда не предстоит увидеть. А хотелось бы взглянуть на женщину, у которой такой ослепительно красивый внук. Интересно, они похожи? Бабушка – это, конечно, не мама. Это на мам, по законам генетики, чаще всего похожи сыновья, как и на отцов – дочери. Но все же почему-то ей очень хотелось посмотреть на бабушку.
– Вот, возьмите, – она протянула Лесу книгу. – И передавайте ей привет от меня.
Он взял книгу так, что коснулся Кириной руки и задержал ее в своей ладони.
Кира удивленно вскинула на него глаза:
– Что-нибудь еще?
– Да. Я с нетерпением буду ждать вашей новой книги.
А в глазах его – такой омут… Сердце у Киры оборвалось и ухнуло куда-то вниз. И тут рядом с нею материализовался изрядно захмелевший Крымский и вцепился в нее потными толстыми лапами.
– Вот ты мне скажи… Нет, вот честно скажи, ты могла бы написать такую книгу, какие пишу я? Ты могла бы написать мою «Проторенную тропу», – пьяно покачиваясь и дыхнув на нее перегаром, спросил он.
– Конечно же, нет, это целиком и полностью ваша прерогатива. – Кира осторожно попыталась освободить свой рукав из его рук.
– Вот именно! – он воздел указательный палец вверх и важно выпятил нижнюю губу. – Так, как я, не может написать никто!..
Алексей, до этого стоявший молча, внезапно решил вмешаться. Он перехватил писателя под локоток и, доверительно склонившись, сказал ему в самое ухо:
– Как большой поклонник вашего творчества, я давно хотел задать вам один очень важный для меня вопрос…
Крымский, видимо, услышал такие приятные слова впервые и от удивления даже немного протрезвел. Весь обратившись в слух, он довольно заулыбался и почему-то перешел на дискант:
– Да-да, молодой человек, я вас внимательно слушаю!
– Не могли бы вы дать свою концептуальную оценку тенденций развития современной литературы как базиса бесконечных жанровых комбинаций, определяющих прирост либо потерю капитала для целей общества?
Крымский замер и выпучил глаза. Он тщетно пытался сообразить, не сказал ли чего обидного для него собеседник, но так и не смог вспомнить фразу.
Лес снисходительно похлопал его по плечу:
– Вы пока подумайте, а я позже обязательно подойду.
Алексей подхватил Киру под руку и отвел от стоящего в замешательстве Крымского. Кира посмотрела на Леса с благодарностью.
– Спасибо, – сказала она, – признаться, он меня изрядно утомил. Терпеть его не могу.
– Не за что. – Глаза Леса смеялись. – Так на моем месте поступил бы каждый: спасти красивую девушку от монстра – что может быть более традиционным?!
И ее опять окатило волной нежности, льющейся из его глаз.
«Да что же это такое, – нервно подумала она, – краснею и млею, как школьница». Ей вспомнилась летняя звездная ночь, пионерский лагерь и мальчишка с выгоревшими до белизны волосами. Он все время острил, а она смеялась, запрокидывая голову. А потом они целовались, сбежав от всех и спрятавшись в кустах жимолости. Ах, как же он нравился ей! И Кире тогда казалось, что эта любовь – на всю жизнь.
Она встряхнула головой, прогоняя наваждение.
– Вы извините, Алексей, мне нужно идти.
Она уходила от него не оглядываясь, словно сбегая. Но, пожалуй, все-таки не от него, а от себя.
Позже, оставшись одна, Кира судорожно пыталась привести мысли в порядок. Похоже, она лет сто или больше не испытывала ничего подобного. А может быть, и никогда. Когда-то давным-давно, в другой жизни, она очень любила своего мужа. И эта любовь изорвала ей за десять лет душу в клочья, и вот уже столько же лет она одна.
Его предательство и измена – об этом всегда было больно вспоминать. Но сейчас, быть может, впервые со времени развода Кира думала о нем отстраненно и даже несколько равнодушно. И это ее радовало.
Последние годы совместной жизни с Андреем вспоминать было особенно неприятно. Он приходил домой изрядно навеселе, а потом изнурительно и занудно доставал ее и детей, читая нотации и придираясь к мелочам. Дети пугались и плакали, а она каждый раз порывалась схватить их в охапку и бежать из дому куда глаза глядят.
От его монотонного холодного голоса, от менторского тона хотелось выть. Но наступало утро, и все исчезало. Больше не было жестокого тирана, а появлялся любящий муж, терзаемый чувством вины.
Когда Кира стала уставать от таких метаморфоз, она каждый раз после очередного скандала пыталась прервать надоевший брак. Тогда муж устраивал настоящий театр с заверениями в любви. Слезно просил прощения, а в особо тяжелых случаях – ползал на коленях и валялся в ногах. Дети, Костя и Анфиса, плакали и просили маму папочку простить. Кира уступала, а вскоре, через неделю-две, все повторялось снова.
В тот день, когда Андрей ушел, Кира одновременно испытала облегчение и горечь. У нее словно гора упала с плеч и выросли крылья, так ей стало легко. Но несмотря на это, сама себе она казалась испуганной птицей, мечущейся по небу в поисках утерянного рая и не знающей, где его искать. Одиночество и страх стали ее спутниками на долгие годы. Может быть, поэтому все, что делала Кира потом, у людей, знавших ее, попросту не укладывалось в голове.
Ей вдруг стало казаться, что, если Андрей вернется, все у них будет так, как раньше, когда они только