слишком часто приезжали. У нас, знаешь ли, так положено – у клиентов убирать. Но когда нашим гостям это не нравится, мы с готовностью идем им навстречу, и никто не приезжает, пока клиент сам не попросит или не уедет.
– Мне плевать и на твое мнение, и на твоих клиентов, – устало огрызнулся Алан. – Не хочу бунгало и не желаю никого видеть.
Грег на грубость друга никак не среагировал. За долгие годы он успел хорошо узнать Алана: если тот грубит, значит, ему совсем плохо. Следующая же фраза Алана подтвердила его мысли:
– Мне сейчас в петлю хочется залезть, а ты говоришь – бунгало. Нет уж, только необитаемый, да поскорее. А еще лучше, чтобы остров был плохо пригоден для проживания и с массой диких зверей. Преодоление трудностей – вот что может излечить меня.
– Хочешь знать мое мнение? Думаю, ты лукавишь.
Губы Алана сжались в тонкую полосу, и он, откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди.
– Нет. Все, что мне сейчас нужно, – это убежать от самого себя. Уставать до чертиков, так, чтобы больше никаких мыслей дурацких в голову не лезло.
– Извращенец, – грустно констатировал Грег. – Но дело твое, спорить не стану. Даже отвезу тебя на остров, как обещал. Но у меня есть два условия…
– Говори.
– Раз в три месяца к тебе обязательно будет приезжать яхта и привозить продукты, медикаменты и другие необходимые вещи.
– Раз в полгода достаточно.
Грег вздохнул.
– Ладно, пусть так.
– Второе условие какое?
– Если тебе понадобится хоть малейшая помощь, слышишь – малейшая!!! – ты обязательно дашь мне об этом знать. Ты должен мне пообещать, – с нажимом сказал Грег, – убийцей я быть не намерен.
После этих слов Алан долго молчал, раздумывая. Потом горько усмехнулся:
– Что ж такое, я ни над жизнью своей не властен, ни над смертью. Хорошо, я приму твое условие, но с одной поправкой. Право выбора – прервать одиночество или испытывать судьбу дальше, все-таки останется за мной. С тебя, мой дорогой друг, я ответственность за мою жизнь снимаю.
Грег долго спорил, не соглашаясь. Но потом уступил. После долгой перепалки он все-таки пошел на компромисс, и Алан отправился на остров. Уже там выяснилось, что Грег слукавил: бунгало на острове оказалось. Правда, несколько старое и заброшенное, но вполне пригодное для жизни. Алан сначала жутко разозлился на Грега и в качестве протеста попытался строить собственную хижину. Но тут пошли дожди, и в недостроенном жилище стало невозможно жить. Упрямый Алан вынужден был перебраться в бунгало, тем более что и там нашлось, к чему приложить свои силы. Так что обида на старого друга за небольшой обман сменилась чувством глубокой благодарности.
Из прибрежных кустов под ноги Алану выползла ядовитая змея, и он отбросил ее палкой. Потом выбрал место и забросил удочку. Рыба, жаренная на углях на ужин, – это то, что нужно.
Звук раздался откуда-то слева. Вроде бы стон. Но такой тихий и слабый, что Алан даже решил сначала: ему померещилось. Он замер и внимательно вгляделся в даль, прислушиваясь. Тишина, и только крысы снуют по выброшенным недавним штормом обломкам растений и дохлой рыбе.
На душе отчего-то было неспокойно. Алан воткнул удочку в песок и, прислушиваясь, пошел вдоль берега по направлению к большой куче мокрой тины и хвороста. Только плеск волн да крики птиц нарушали тишину, и Алан решил было, что ему почудилось, как вдруг стон повторился. И тут он разглядел белую бескровную руку, согнутую в локте. Водоросли и тонкие травинки словно вплелись во всклокоченные темно- рыжие волосы.
Женщина лежала ничком. Алану показалось, что она мертва, так была бледна ее кожа. Он осторожно тронул ее за плечо и тихо сказал:
– Эй, леди, вы слышите меня?
Она не пошевелилась. Тогда, став на колени, Алан торопливо раскидал в разные стороны мусор, вынесенный прибоем, и перевернул женщину на спину.
Если бы он надумал вылепить из глины рыжеволосую ведьму, он изобразил бы именно такое лицо – тонкий с горбинкой нос, слегка припухлые чувственные губы и высокие скулы породистого лица. Через левую щеку женщины протянулась багровая полоса, на подбородке отпечатались ракушки и прибрежная галька. Руки ее тоже были сильно исцарапаны, на левой ноге зияла большая рваная рана. Он взял женщину за запястье, пытаясь нащупать пульс. Нитевидный, почти неслышный, он все-таки был.
– О, мой бог, она жива.
Он торопливо подхватил ее на руки и понес в свое бунгало. Удочка так и осталась сиротливо торчать на берегу.
Кира уже сутки лежала без сознания. Иногда она на мгновение открывала глаза, бессмысленно смотрела вокруг себя и что-то бессвязно бормотала. Алан присаживался рядом и внимательно вглядывался в лицо своей подопечной. Он старался уловить малейшее изменение ее состояния, чтобы не пропустить тревожные признаки.
Кира опять что-то пробормотала, и он наклонился, почти коснувшись ухом ее губ.
–
Алан выпрямился.
– Полька, что ли… Или, может быть, словачка. Бормочет что-то непонятное…
Он встал и, налив в тазик теплой воды, принялся аккуратно и осторожно обтирать ее лицо и тело мягкой тканью. Потом достал с полки банку с мазью, приготовленной им самим из лечебных трав, и обильно смазал ею рану на ноге Киры. Мазь он сделал, растирая и смешивая целебные травы с жиром страуса эму. Жир эму сам по себе обладает сильными противовоспалительными свойствами, и аборигены Австралии используют его при любых болезнях – ранах, вывихах, ожогах и растяжениях. Но Алан все-таки предпочел усилить его действие, добавив порошок и вытяжку из трав.
Потом он прикрыл рану копрой – кокосовым волокном – и наложил повязку. Перевернув Киру, тщательно обработал ссадины и синяки на спине и глубокие царапины на руках.
Он старался смотреть на женщину только как на пациентку, но руки предательски дрожали и пот струйками стекал по его лицу. Интересно, какой у нее голос? Как она говорит: «I love you»? Может быть, голос сильный и слегка хрипловатый, как у его любимой певицы Мины Маццини? Или кристально чистый и хрустальный, как у Энн?
Он вздохнул и провел рукой по лицу, словно стирая наваждение.
«Алан, ты сходишь от одиночества с ума. Не пора ли тебе вызвать помощь?»
Женщина вдруг страдальчески скривилась и снова что-то бессвязно пробормотала.
– Что? Что вы говорите, леди?..
Она продолжала беззвучно шевелить губами, не открывая глаз, но он, как ни прислушивался, так и не разобрал ни слова.
– Кто же ты такая? – задумчиво глядя на нее, спросил Алан. – Невинная красота, попавшая в беду, или беглая преступница, скрывающаяся от правосудия?
Он выжал тряпку, которой мыл Киру и, встряхнув, повесил ее сушиться за окном. Потом вылил оставшуюся воду во двор и вышел из дома. Он не узнавал себя. Всегда законопослушный и осторожный, сейчас он бы запросто скрыл правонарушительницу, если б незнакомка ею оказалась. Да, она очень нравилась ему. И еще Алану хотелось, чтобы женщина поскорее пришла в себя. Тогда он смог бы посмотреть ей в глаза и, может быть, найти ответное чувство.
Вернувшись, он взял настой из лечебных трав и попытался напоить свою подопечную. Приподняв ее голову, он вливал ей в рот целительный настой. Но зубы Киры были так плотно сжаты, что лекарство тонкой струйкой стекало по ее лицу и терялось в густых волосах на шее.
– Надо пить, надо, – ласково бормотал Алан, осторожно пытаясь разжать ей зубы. – Тебе силы, красавица, нужны. А откуда тебе их брать, если ты не ешь, да еще и не пьешь?! Ну же, ну! Давай же, пей. Это хороший настой. Будь умницей.
