таких
«Нет сил и времени отвечать на подобное! – отвечал на подобное неутомимый Пит в любимом детище „зеленых“ – журнале
Подобная отповедь вызвала у Беланже приступ настоящего бешенства. Ответ последовал незамедлительно – в статье «Дешевое кокетство или признаки слабоумия?» (все то же «Древо жизни», но только август) профессор объявил моллюсками всех «конечников». Разразился скандал, и развязалась очередная дискуссия.
Между тем в сентябре 1994 года, находясь возле острова Пасхи, кит впервые, именно из любопытства, решил погрузиться в невиданные прежде глубины. На расстоянии километра от поверхности кашалоту встретились светящиеся существа, о которых он раньше не имел ни малейшего представления. Эти призраки появлялись из тьмы, подавая печальные голоса, – ужасные, колючие, зубастые квазимодо, все в бледном свечении – и скользили себе мимо со своими жабрами и приманками. На глубине полутора километров Дик обнаружил мощный эхо-сигнал. Не прошло и нескольких секунд, как он врезался в самую середину бесформенной массы, которая тотчас опутала его стальными прутьями и попыталась сжать голову – то был гигантский кальмар, настоящий кракен. В кромешной тьме началось сражение – кальмар, находясь в своей стихии, безнадежно пытался вцепиться в Дика, однако присоски щупалец скользили по телу несущегося на полной скорости кашалота. Кракен применил самое страшное оружие: его изогнутый клюв впился в китовую голову, вырывая из нее целые куски кожи с волокнистым жиром, – но Дик только встряхивал добычу. Бой распугал всех здешних призрачных обитателей – треск и щелканье разносились на десятки миль. Кальмар пытался увлечь врага за собой в трехкилометровую впадину, зная, что запас воздуха у противника ограничен. Его клюв беспощадно рвал китовую кожу, до мяса пробивая спасительный жир. Кашалот действовал челюстями, раздавливая и перемалывая тушу. Хвост и плавники бешено работали, но тяжесть кальмара не давала совершить быстрый подъем. Дик чувствовал, что начинает задыхаться – кольца настолько обвили его, что даже при желании кит не смог бы расстаться с уловом. Однако вода становилась все светлее. Наконец кашалот уловил перекличку акул – верный признак того, что поверхность близка. Белый кашалот сделал последнее усилие – и рыбам и птицам, кружившим вокруг, открылось зрелище не для слабонервных. В спокойный размеренный мир, разбрызгивая пену и кровь, ворвался сам хаос. Свистели в воздухе щупальца кальмара. Дик не сдерживал воинственного рева. В клубах пара, в брызгах чудовища продолжали схватку, однако песенка обитателя глубины была спета. Челюсти кашалота перекусили туловище кракена пополам, тяжелый клюв в последний раз воткнулся в изуродованную китовую пасть. Расплывшаяся масса, подрагивая щупальцами, заколыхалась на волнах рядом с победителем, который выбрасывал в воздух столбы пара. Клочья пены и слизи покрыли темя кита. Приструнив обнаглевших акул ударом хвоста – подлые твари бросились в стороны, – мужественный кашалот отдышался и прочистил легкие. Затем, подняв голову над волнами, огляделся. Жизнь, как всегда, ликовала. Широким фронтом, во всем своем великолепии, врезаясь в воду и поднимая характерные буруны, на него неслись гринды, киты-пилоты. Жизнерадостные весельчаки почтительно обогнули собрата и, сомкнув ряды, вскакивая и погружаясь, полетели дальше, словно сумасшедшие стайеры.
Птицы и рыбы уже хлопотали вокруг, разделывая тушу подобно опытным мясникам. Крачкам доставались щупальца. Акулам – все остальное.
– Бездельники! – прокричала одна из крачек.
Ее презрение было направлено на беззаботных гринд. Подергиваясь в воздухе, словно марионетка на нити, нервная птица прекрасно видела, как пилоты, не сбавляя бега, исчезают на горизонте.
– Никаких себе забот! – продолжала поносить труженица бесшабашных гуляк. Она не сдерживала презрения к этим морским цыганам и искренне негодовала на их бесполезное шатание.
– Хоть бы где-нибудь остановились! Болтаются без всякого занятия! – верещала другая крачка, не забывая при этом о поверженном кальмаре.
Птицы не были последними на этом обеде, который невольно устроил Дик для здешних обитателей. К месту побоища со всех сторон спешили новые едоки. Акулы, пошевеливая плавниками и отхватывая огромные куски, успевали при этом осаживать назад остальную мелочь. Та покорно становилась им в хвост, улучая минутку, когда эти монстры, заглотав очередную порцию, ненадолго отплывут в сторону. Впрочем, аппетит акул не знал пределов. Особо нахальные какое-то время плыли за самим кашалотом. Но по мере того как море, словно самая заботливая нянька, смывало остатки крови с его боков, акулы теряли интерес к победителю. Досадуя на собственную глупость, преследовательницы одна за другой возвращались к подругам.
– Благодарю тебя за ужин, приятель! – окликнул великана марлин, некоторое время кравшийся чуть в стороне. Только когда акулы убрались, насытившаяся остатками пиршества семиметровая меч-рыба позволила себе приветственный спич. Марлин был пожилым добродушным самцом. Судя по шрамам на рыле, он много чего повидал на своем веку.
Кашалот, не отвечая, продолжал движение. А крачки все никак не могли успокоиться. Какое-то время хлопотуньи летели за Диком, на что-то надеясь и продолжая при этом сердито поносить всех, по их мнению, болтающихся без толку в Мировом океане гринд и дельфинов.
– Не обращай внимания! – вновь подал голос марлин. – Они сами не знают, что треплют…
Кашалот без конца выпускал пар.
– Но каковы нахалки! – искренне возмущался марлин. – Ты обеспечил их пищей, по крайней мере, на сутки. А они еще имеют наглость критиковать. Увы, такова сущность всякой мелочи!
Дик скользил в волнах – дредноут, оснащенный хвостом и челюстью, против которых пасть самой кровожадной касатки (такую мелочь, как акулы, можно было попросту не принимать в расчет) была бесполезна. Всю его голову обхватили белые полосы – кровь окончательно перестала сочиться, виднелся жир, который вскоре должен был затянуться кожей.
– Эти дуры мечутся между своим гнездом и морем, – продолжала меч-рыба, ненадолго приспособляясь к размеренному ритму движения кашалота – нырок, появление белой спины, фонтан, удар хвостом, новый нырок. – Они всегда возвращаются! – пел марлин свою песнь. – Крачки неутомимы, однако могут позволить себе хотя бы ненадолго отдохнуть на берегу. А нам не замедлить хода. Скорость, скорость, бесконечная скорость – это ли не счастье для рыб и китов?
Белый кашалот продолжал нырять и возвращаться. В брызгах над ним то и дело повисала радуга.
– Я восхищаюсь тобой, приятель! – прежде чем исчезнуть, высказал свою благодарность марлин. – Когда вижу таких, как ты, одиночек или этих сумасшедших пилотов, хочется самому выжать из себя все, что возможно! А уж мы умеем поддать жару, сам знаешь… Прощай, да не завершится никогда твой бег!
Тут же завелся реактивный двигатель – мелькнуло острие меча. Мгновенным пожаром вспыхнула и погасла чешуя. Лишь сиротливые серебряные пузырьки остались на том месте, где этот гонщик только что, сам не зная того, пропел блестящую оду Лин Пэну.
А Дик погружался и всплывал, отплевывался паром и вновь погружался, и все так же размеренно свистело его дыхало.
А кот появился в Фридрихсгадене, а после – в Кемптене. Затем он пересек Мюнхен и нацелился на Берлин!
В пути Мури встретил еще одно родственное существо. Крошечный дух тоже был
