охота подружиться, вдруг понял Копан. Хочется, чтобы он смеялся и вот так весело покачивал головой, заслышав от тебя какую-нибудь шутку или просто глупость.
— Ты не любишь мудрецов, киммериец?
Если Конан и удивился, то постарался не показать виду. На самом деле он ОЧЕНЬ удивился — едва не упал с лошади, заслышав такое. Конан готов был поклясться, что до него самого ни один киммериец никогда не забирался так далеко от родных ледяных гор.
Каким же образом этот вендиец понял, с кем имеет дело?
Пытаясь изъясняться сухо и сдержанно, Конан ответил ему:
— Да, я не люблю мудрецов. Сказать по правде, я терпеть их не могу! Пару раз мне доводилось выдавать себя за такового, но тогда я пользовался изречениями и прочими фокусами моего приятеля, кхитайца Тьянь-По. Я даже учился в одном кхитайском храме! И, доложу тебе, тошнотворное это было занятие… Сплошная болтовня. Видел, как фигляр на базаре подбрасывает шарики? Вот примерно то же самое, только вместо шариков — слова и мысли.
— Для человека, не любящего мудрецов, ты довольно связно излагаешь свои мысли. — Незнакомец, щурясь, разглядывал рослого варвара. — И это меня заинтересовало в тебе. Внешне ты похож на неотесанного…
Конан поднял руку.
— Ни слова больше! Ненавижу цивилизованных людей, ненавижу мудрецов, но больше всего — ненавижу колдунов.
— По-твоему, мудрость, цивилизованность и колдовство — это одно и то же?
— По-моему, они состоят в тесном родстве, — убежденно произнес Конан.
— Не стану тебя отговаривать, — вздохнул незнакомец.
— Да, потому что это бесполезно, — буркнул варвар.
— Меня зовут Шлока, — сообщил мудрец.
— Вендиец, — добавил Конан. Шлока опять рассмеялся:
— Понимаю.
Конан вскинул брови:
— Что ты понимаешь?
— Это — твоя маленькая месть за «киммерийца». Я угадал, кто ты такой, а ты угадал, кто я такой. Теперь мы квиты и можем стать друзьями, как ты считаешь?
— Это зависит от того, куда ты направляешься, — сказал варвар.
— Еще одна удивительная черта твоего характера. Ты выбираешь себе друзей в зависимости от направления дороги!
Конан пожал плечами.
— Разве так не все поступают?
— Только ты.
— Стало быть, и мудрецу есть чему поучиться у варвара, — сообщил Конан, и Шлока рассмеялся в третий раз.
— Веселый ты человек, — сказал мудрец, вытирая слезы, выступившие на глазах от смеха.
Шлока жил не для себя и потому практически никогда не испытывал страха. Нить его судьбы находилась в руках богов; глупой случайности не оборвать ее — в этом мудрец был уверен твердо. Ни один воин, если только не будет он орудием свирепой богини Кали, не убьет Шлоку. Да, вендийский мудрец твердо верил в это. Служение людям он избрал своим уделом, и мысли его были поглощены одним: жестокой участью его народа.
С того самого времени, когда властители Калимегдана начали подминать под себя всех соседей, Шлока не знал покоя. В образе орла летал он над той областью южной Вендии, которую считал своей родиной, и видел одно и то же: картины бедствий и разрушений.
Он видел, как воины Аурангзеба выскакивают из джунглей, пробравшись тайными тропами, и врываются в поселения. Как их кони топчут маленькие хижины, как сверкают сабли, опускающиеся на головы бегущих людей, как кричат девушки, когда чужаки хватают их и забрасывают к себе в седло. Он видел матерей, что закрывали собой детей и погибали под ударами мечей и копий. Видел детей, сгоравших вместе с домами, откуда они не могли выбраться. Видел караваны рабов…
И все это время Авенир, раджа Патампура, пытался объединить соседей и создать единое княжество, способное отразить атаки Аурангзеба. И всегда Авенир терпел неудачу.
Одной из главных причин этой неудачи, насколько знал Шлока, было то обстоятельство, что Авенир родился не воином. Воинами были отец и дед Авенира, однако сам владыка Патампура появился на свет слабеньким, хилым, и одно время даже полагали, что он умрет, не дожив до отроческих лет.
Что ж, «пророки» ошиблись: сын раджи вырос и сам, в свою очередь, сделался раджой. Это был правитель-книгочей. Он окружал себя такими же книгочеями.
Наивысшим наслаждением была для него ученая беседа. Он избегал тренировок с оружием, не любил верховой езды и почти все свое время проводил в саду, возле фонтана, с большим блюдом фруктов и свежих медовых лепешек, с раскрытой книгой и добрым собеседником.
Иногда он плакал. Слезы раджи видел только Шлока — перед приближенными властитель Патампура стыдился раскрывать свою душу, однако от мудреца он не таился, поскольку это было бессмысленно — Шлока и без того все знал.
— Я не воин, — говорил ему, вздыхая, Авенир. — Что же мне делать? Как поступить? Как спасти свой народ от рабства? Воины Аурангзеба подбираются к Патампуру все ближе. Говорят, недавно их видели уже в соседнем селении… Что я скажу людям, когда мои подданные придут просить у меня защиты?
— Да, ты не воин, — задумчиво отвечал ему Шлока. — Но воин еще появится и отразит врага. Я уверен в этом, ибо не бывает иначе. Так говорят мне боги. Свирепая Кали улыбалась мне, и я видел другое ее лицо — лицо благой и любящей богини… Да, воин придет. Но пока этого не случилось, ты должен сражаться теми средствами, которые дали тебе боги.
— Но боги не дали мне никаких средств, чтобы сражаться! — в отчаянии воскликнул Авенир.
Шлока медленно поднял руку и остановил раскрытую ладонь на уровне лба своего царственного собеседника.
— Боги наделили тебя умом и знаниями, — проговорил Шлока. — Доверяй этому своему оружию. Ты можешь вести переговоры с соседями. Ты в состоянии убедить их прекратить мелкие взаимные распри, забыть глупые обиды и объединиться перед лицом общего врага. Твой язык — самое сильное твое оружие. Подумай, какое ужасное бедствие нас постигло! И уже не в первый раз случилось так, что мелкие князьки и предводители племен не в состоянии договориться между собой. Аурангзеб разбивает разрозненные племена по одиночке. Как маленькому селению противостоять полчищам врагов? Они гибнут один за другим, втоптанные в грязь копытами чужих коней… Ты сумеешь найти правильные слова. Тебя начнут слушать.
Авенир кивал, соглашаясь, и Шлока уезжал. Шлока не мог подолгу оставаться на одном месте. В его жилах бурлила беспокойная кровь, которая постоянно звала его в дорогу. И хотя он никогда далеко не уезжал от тех краев, где родился, все же сидеть сиднем в Патампуре он был не в состоянии. Хотя раджа и предлагал ему хорошее, сытное место придворного мудреца. Уговаривал, улещивал. Даже показывал ему тайком красавиц, которых сулил своему мудрецу в жены.
Шлока стойко отвергал все соблазны. Одиночество манило его.
— Почему? — Теперь варвар чувствовал себя разозленным и едва ли не обиженным, так что всякое смущение совершенно покинуло его. — Почему это я не гожусь для роли освободителя? К твоему сведению, я уже не в первый раз становлюсь мечом для владыки, который желает избавиться от врагов, а когда- нибудь я и сам стану королем, не будь я Конан-киммериец, иначе…
Он задохнулся и замолчал, сверля Шлоку сердитым взглядом.
Мудрец едва заметно улыбнулся.
— Ты не годишься не потому, что ты — плохой воин. Напротив, я уверен в том, что ты непревзойденный рубака и по-своему честный человек.
Конан отчетливо скрипнул зубами — ему не понравилась оговорка «по-своему», — но ничего не сказал.
