Несколько раз он видел поблизости Рукмини — девушка умело разила врагов коротким мечом. Напрасно Траванкор сомневался в ее умении: должно быть, это Арилье хорошо выучил Рукмини и ее сестру искусству фехтования.
Превратности битвы разлучили Траванкора и Рукмини. Девушка побежала в город, где тоже кипело сражение.
Там ее и отыскал запыхавшийся воин.
— Ты — госпожа Рукмини? Твой брат зовет тебя.
— У меня нет брата.
— Он пришел в себя, он зовет тебя. Говорит, что ваша сестра — в большой опасности.
Рукмини побежала в сторону дворца, где в надежном каменном подвале содержался связанный по рукам и ногам Ратарах.
Мальчик бился в путах и кричал, бешено вращая глазами:
— Гаури! Гаури! Киммериец убьет ее! Он убивает ее! Гаури! Гаури!..
Рукмини несколько мгновений смотрела на него, а затем перевела взгляд на стража:
— Охраняйте его хорошенько и не вздумайте освободить!
Она повернулась и побежала обратно, туда, где кипело сражение.
Высоко в небе кружит орел, почти не взмахивая крылами. Взгляни на него — и покажется, будто время течет медленнее, а потом и вовсе замирает, и будет стоять неподвижно, пока пронзительный крик птицы не позволит ему тронуться с места. И нет на земле ничего, что укрылось бы от орлиного взора. Что же видит он?
Черную, выжженную землю, сотни мертвых тел. Пронзительный крик птицы разносится далеко и скорбно, как будто хочет орел рассказать богам о той печали, которая открылась его взору…
Длинная колонна пленных в сопровождении всадников двигалась в сторону крепостных ворот. Теперь и эти гордые воины изведали всю горечь поражения; изведают они и тяготы плена.
Усталые победители возвращались в город, к своим сгоревшим домам, к своим измученным семьям. Но какой бы тяжелой ценой ни далась победа, ничто не в силах уничтожить ее радости. Победа исцеляет самые тяжелые раны, в то время как поражение способно убить и уцелевшего.
Впрочем, был среди пленников человек, не павший духом, не утративший воинского запала. Правда, человек этот был мальчиком. Слишком гордый, чтобы сдаться вот так, без сопротивления. Слишком отважный, чтобы ценить свою жизнь выше собственной чести.
Это был Ширван. Он находился в армии, потому что такова была воля его отца: сын Аурангзеба должен вырасти великим воином. Теперь его тащили за руку вслед за прочими пленниками. Мальчик не плакал, не кричал; он молча упирался, пытаясь вырваться. Воин, поймавший мальчишку, не бил его, просто волок за собой. Если бросить такого одного в степи, то, пожалуй, погибнет, отстав от своих.
Изловчившись, Ширван впился зубами в его руку. Воин мгновенно рассвирепел, схватил строптивца за волосы, гаркнул:
— Я тебе голову отрежу!
И осекся: на него упала тень всадника. Поднял голову — Траванкор. Вездесущий Траванкор. Его видели в десятках мест на поле брани, и везде он появлялся вовремя. Спасал от неизбежной гибели, направлял людей туда, где они были, необходимы, успевал подставить щит под смертоносную стрелу или меч под падающий на воина удар вражеского клинка.
Теперь он вновь возник возле того, кому требовалась помощь.
— Эй, стой! — Траванкор повелительно поднял руку. — Что это ты делаешь? Я не сражаюсь с детьми. Давай-ка его сюда…
Сидя за спиной полководца, Ширван въехал в Патампур. В крепости есть у мальчишки верный друг — Рукмини. Когда-то этот ребенок помогал девушке переносить печали плена; теперь настала очередь Рукмини помочь своему прежнему дружку. Да и Светамбар Ширвану обрадуется. Все-таки некоторое время конь принадлежал ему.
Когда статуя Кали упала и рассыпалась на куски, Конан подбежал к ней. Он искал тело Гаури. Он не верил, что девушка могла сгореть. Если бы она посвятила себя темным силам — тогда она, несомненно, погибла бы вместе с духом, который завладел ее плотью. Но Кали проделала свой дьявольский трюк, не спросив у Гаури согласия. И, значит, остается хотя бы малая возможность того, что Гаури осталась жива.
И точно! Из развалин послышался стон, и оттуда, с трудом опираясь на локти, выбралась девушка. Она была почти совершенно обнажена, ее волосы обгорели, веки покраснели от жара, губы растрескались.
— Боги! Конан! — прошептала она, когда киммериец наклонился над ней.
Северянин бережно поднял ее на руки.
— Гаури, — сказал он и пригладил ее волосы. — Ну вот, ты и вернулась.
Она удивленно заморгала.
— Что значит — «вернулась»? Где же я была? И как здесь оказалась?
— Долгая история, Гаури… Главное — теперь ты в безопасности… — Киммериец отнес ее в сторону от горячих руин и уложил на прохладную траву. Затем оглянулся. Ему что-то почудилось…
— Что случилось? — настойчиво спрашивала его девушка. — Почему я здесь, с тобой, да еще в таком виде?
— В тебя вселились злые духи, Гаури, — сказал Конан серьезно. — Мне пришлось сражаться с тобой. Я боялся, что повредил тебе, но ничего другого поделать было нельзя. Любой ценой требовалось освободить тебя от дьяволицы, иначе она вырвалась бы в мир людей и причинила много зла… Это долгая история. Если ты поедешь со мной, у нас будет время обсудить подробности.
— Поехать с тобой? — Гаури удивлялась все больше и больше. — А куда ты направляешься?
— На юг Вендии — для начала. Потом, может быть, в Кхитай. А может, вернусь к морю Вилайет. У меня остались там интересные дела… — Конан отвечал рассеянно и все время озирался по сторонам.
Гаури сердито нахмурилась:
— Куда ты смотришь?
— А? Да так Мне чудится… одна любопытная штука. Давай-ка вместе глянем.
Он подошел к развалинам и палкой начал оттаскивать в сторону камни. Так и есть, блеснуло золото! Ему не почудилось. Гаури, опустившись на колени, помогала варвару изо всех сил. Теперь, когда дьяволица оставила тело девушки, сил у нее стало гораздо меньше.
Они отвернули еще несколько камней, и перед ними открылась сокровищница храма.
— Вот это да, — воскликнул Конан. — Пожалуй, у меня пропала всякая нужда штурмовать Калимегдан. Все чего я так хотел, находится прямо у меня перед носом.
— А ты не боишься проклятия? — боязливо спросила Гаури.
Киммериец засмеялся.
— Да я сам — ходячее проклятие! Нет, Гаури, я не боюсь мертвых демонов. Особенно — тех, кого отправил в ад собственными руками.
— Кали — богиня, не демон, — серьезно произнесла Гаури.
— У Кали очень много сущностей, — сказал Конан. — И одна сущность часто не знает, что поделывает другая. Так ты поедешь со мной, Гаури?
Девушка задумалась.
— Мне трудно решиться вот так, сразу, изменить свою жизнь, — призналась она.
— Твоя сестра выходит замуж за правителя Патампура, — сказал Конан. — Твой брат, когда злые чары оставят его, — а я думаю, это уже случилось, поскольку демоницы больше нет среди нас, — просто мальчик. Он вырастет и станет воином. Что ты будешь делать?
— Наверное… выйду замуж, — неуверенно произнесла Гаури.
— За кого? Человек, которого ты любила, мертв… — жестоко произнес Конан.
Гаури заплакала.
Конан провел ладонью по ее щеке.
