если он вырвет мне ногти!»
А потом в его голове прозвучал тихий, насмешливый голос его учительницы: «Дурак! Какой же ты дурак, Инаэро! Ведь ты — свободный. Он будет пытать кого угодно, только не тебя…»
Эта мысль немного подбодрила Инаэро, хотя в самой глубине души он знал: Ватар не остановится перед тем, чтобы разрезать на кусочки свободного человека, если это потребуется ему, Ватару. Тем более — такого свободного человека, как Инаэро, человека без родни, без влиятельных друзей.
И поэтому когда взгляд Ватара замер на ученике Аксум, Инаэро вдруг начал дрожать.
Несколько мгновений потребовалось Ватару, чтобы понять: Инаэро знает, как бежала Аксум. Он встал. Велел своим слугам:
— Высечь всех — по десяти ударов каждому!
И направился к выходу. Когда Инаэро уже думал, что опасность миновала и что он, как и остальные, отделается десятью ударами, Ватар неожиданно остановился. Обернувшись на пороге, он снова посмотрел Инаэро в глаза и поманил его к себе:
— А ты пойдешь со мной, — проговорил хозяин школы. — Я хочу поговорить с тобой, молодой человек. Ты ведь был ближайшим другом и учеником Аксум, не так ли?
На ватных ногах Инаэро заковылял за Ватаром.
Тот привел его в свои личные покои. В этих комнатах никто из писцов никогда не бывал и о том, что здесь происходит, не решались разговаривать даже шепотом. Но оказалось — ничего особенного. Ватар жил довольно скромно, довольствуясь самой обычной обстановкой: простой мебелью, недорогими коврами, десятком медных кувшинов, купленных тут же, на Блошином рынке.
— Садись, — велел Инаэро Ватар.
Юноша опустился на ковер, поджал под себя ноги. Ему было холодно, хотя солнце уже встало и начало припекать.
Ватар налил себе воды из кувшина. Вздохнул, на мгновение опустив веки, и Инаэро увидел, что хозяин очень устал.
Глаза Ватара распахнулись.
— Я огорчен, — сказал он. — Впереди у меня долгий день, полный забот и трудов, а вы отняли у меня силы в самом начале этого дня. Это нехорошо, Инаэро. Весьма нехорошо.
Молодой человек промолчал.
— Подай мне шкатулку, — велел Ватар. И показал на небольшую нишу в стене.
Инаэро послушно потянулся к нише, взял с полки маленькую шкатулочку резного дерева и протянул хозяину, но тот не взял ее.
— Открой и посмотри, что там.
Инаэро повиновался. На шелковой подушечке внутри шкатулки, остро пахнущей сандалом, лежали кривые щипцы.
— Что это? — спросил юноша, наполовину догадываясь о назначении инструмента.
— А ты не понял? — Ватар искривил узкие губы. — Это щипцы, которыми ломают пальцы писцам. Хочешь знать, как я стал владельцем каллиграфической школы? Никто ведь не знает, кто я такой! Никто из вас! Признайся, многие ли из вас гадают обо мне?
Инаэро безмолвно кивнул.
— Никто не решается говорить об этом вслух, — добавил он чуть погодя.
Ватар рассмеялся, и Инаэро опять ощутил дрожь.
— Я был каллиграфом, одним из лучших, и служил могущественному человеку. И когда я провинился перед ним, он переломал мне пальцы вот этими щипцами, а потом подарил их мне в драгоценной шкатулке вместе с большой суммой денег. Он велел мне хранить щипцы на память о случившемся и открыть собственную каллиграфическую школу. Он объяснил мне, зачем это нужно.
Ватар пошевелил пальцами. Они были узловатыми, чуть неловкими, но вполне здоровыми. Неожиданно Инаэро представил себе, как Ватар ломает этими щипцами тонкие пальцы Аксум, и слезы градом покатились по щекам юноши. Это произошло так неожиданно, что он даже не сразу заметил, что с ним творится.
Ватар засмеялся.
— Ты меня понял! — сказал он. — Твои руки ничего не стоят, ты бездарность, но больно тебе будет — обещаю.
Инаэро инстинктивно спрятал руки за спину.
— Где она? — спросил Ватар, наклоняясь к нему.
— Кто? — глупо переспросил Инаэро.
— Аксум!
— Я не знаю!
Ватар подумал немного. Инаэро тревожно следил за ним, но по неподвижному лицу хозяина невозможно было прочитать его мысли. Наконец Ватар сказал:
— Закрой шкатулку и убери ее на место. Слушай меня. Ты помнишь, как ходил в дом Эйке? Тебя еще раскрасили под кушита.
Инаэро молча кивнул.
— Ты снова отправишься туда. Будешь следить за ним. Докладывай о каждом его шаге! Я должен разорить его. Ты меня понял? Кроме того, я подозреваю, что он знает, где находится Аксум.
Инаэро едва было не брякнул: «Нет, Эйке ничего не знает! Он тут не при чем!» — но вовремя прикусил язык. Ему даже дурно сделалось: во-первых, он едва не выдал Аксум, а во-вторых, желая спасти девочку, вверг своего бывшего нанимателя в новые неприятности.
Теперь Инаэро проклинал себя за решение вернуться в школу каллиграфов. Надо было удирать вместе с Аксум. По крайней мере, избежал бы всех этих страхов. И не пришлось бы шпионить за Эйке.
Но пути назад теперь не было. И Инаэро позволил безмолвным кушитам отвести себя во внутренние покои, где обнаружились служебные помещения — кухня, каморки слуг и лаборатория, где Ватар занимался составлением различных красящих растворов. Кушиты нанесли на тело юноши черную краску, перевязали ему волосы темно-красным платком, вымазали ему ногти синим, на ладони нанесли охру, как это делают чернокожие слуги в богатых домах; затем облачили в длинные белые одежды и вручили набор для письменных принадлежностей.
Ватар одобрил результат их трудов и велел Инаэро:
— Сегодня Эйке опять потребовался писец. Разумеется, он заплатил за услуги Аксум, но ты вернешь ему часть денег и скажешь, что девушка занята в другом месте. Скажи, что ты — ее ученик. Это будет, в конце концов, правдой! И смотри, чтобы доложил мне обо всем, что узнаешь в этом доме!
И он перевел тусклый взгляд на нишу, где хранилась шкатулочка со щипцами.
Светлейший Арифин, Венец Ученых, Верховный жрец тайного Ордена Павлина, любил бывать в доме у неофита Церингена. Все там радовало душу и тешило глаз скрытного вершителя многих судеб: и роскошь обстановки, и преданность делу Павлина со стороны новообращенного, и та жажда знаний и обольщений, с которой господин Церинген неизменно встречал Светлейшего Арифина. Тут можно было превосходно проводить время — за чаем лучших сортов, среди безмолвных прекрасных прислужниц, на шелковых подушках, под звуки еле слышной музыки, звучащей где-то в тени деревьев. Ну и конечно за неспешной беседой о прекрасных очах Павлина.
Всякий раз Арифин рассказывал о новом глазе божества. Например, не далее как четыре дня назад, речь зашла о том павлиньем оке, которое надзирает за женской грудью. Ибо и такое имеется в необъятном павлиньем хвосте, распростертом на целое небо!
— Неужто? — сладко жмурился Церинген, прихлебывая чай.
— Поверь мне! И не такие еще чудеса и дивные тайны откроются тебе в Павлине! — уверял Арифин. — Давным-давно случилось так, что милостивый Павлин, пролетая над безлюдной пустыней, выронил из хвоста одно перо. Это было совсем малое перышко, но оно, как и все, что имеет касательство до Павлина, было преисполнено глаз и мудрости. Перо медленно парило в воздухе и наконец коснулось земли.
