заставить ее выбраться ночью из дома и несколько часов просидеть в траве у западной стены, возле куста шиповника.
Ожидание было наконец вознаграждено. Над стеной показалась голова.
— Аксум! — прошипел тихий голос.
— Я здесь! — отозвалась она.
— Я не мог прийти раньше, за мной следили, — зашептал Инаэро.
— Мне здесь неплохо живется, — фыркнула Аксум. — Что ты еще затеял? Убирайся!
— Скоро тебе придется отсюда бежать, — торопливо говорил Инаэро. — Ватар повсюду тебя разыскивает. Он наврал Арифину, будто ты померла, и тот, вроде бы, поверил. Однако шила в мешке не утаишь — Ватар понимает, что рано или поздно твои рисунки и рукописи попадутся на глаза Арифину, и он все поймет.
— И что?
— Думаю, вероятнее всего, к тебе зашлют убийцу, — сказал Инаэро, сам ужасаясь собственным словам.
— Знаешь, мне это не нравится, — помолчав, заявила Аксум.
— Я попробую подыскать тебе другое убежище.
— Нужно уходить из Хоарезма. Другое убежище в этом же городе меня не спасет.
— С тобой хорошо обращаются? — вдруг забеспокоился Инаэро. Ему все время казалось, что он не так и не о том разговаривает с Аксум.
— Говорю тебе, я не жалуюсь. Я ем, сплю, любуюсь изящным и работаю, — нетерпеливо оборвала Аксум. — Жаль оставлять этот дом. Однако ты прав: из Хоарезма надо уходить как можно скорее. Мой хозяин лопается от счастья, когда видит свои дурацкие мемуары переписанные моим почерком с завитушками. Скоро он не выдержит и покажет их кому-нибудь.
— У него самого начнутся неприятности, если он это сделает.
— Да, но он тщеславен. И тщеславие может взять верх над осторожностью.
— Я приду сюда через три дня, Аксум. Возьми с собой все свои деньги, одежду — что захочешь.
— Успеешь подготовиться за три дня? — спросила она недоверчиво.
— Постараюсь…
— Не «постараюсь», а подготовься. Кроме того, я не люблю сидеть по ночам в холодной траве, по росе.
— Через три дня будь готова, — повторил Инаэро. — Прощай, Аксум.
— Прощай, прощай… — пробормотала она и направилась к дому.
Ее взволновал этот разговор. Взволновал и огорчил. Конечно, она знала, что господин Ватар будет ее разыскивать. Но вот так запросто услышать, что к тебе собираются заслать наемного убийцу… И не в лапы ли к господину Ватару заманивает ее Инаэро? Недоверие поднялось откуда-то из глубин ее существа и захлестнуло горло жесткой петлей. Кому доверилась? Кому в руки предала свою судьбу? Мужчине, свободному? Откуда ей знать, что у него на уме?
Она даже застонала сквозь стиснутые зубы. Недоверие мучило ее хуже болезни. Она плохо спала, невнимательно вела записи. По настоянию Медхи, питалась в эти дни только молоком и медом, но болезнь не проходила. Ей было страшно. По ночам к ней приходил один и тот же сон: она спускается по веревке через стену, и уже у самой земли веревка вдруг оживает, поднимается, как змея, обвивает ее горло и принимается душить. Аксум просыпалась от собственного беззвучного крика и долго еще лежала в темноте, широко раскрыв рот и жадно глотая воздух.
И ни одной живой души не было поблизости, чтобы поделиться с нею этой бедой.
Церингену она сказала, что у нее обычное женское недомогание. Церинген охотно «вошел в положение» и даже захлопотал как-то совсем по-женски: бедняжечка, пусть тебе дадут молочка, полежи в постельке, побереги себя — у многих девочек в такие дни очень дурное самочувствие…
Но бежать ей не пришлось. События повернули совершенно не так, как предвидел Инаэро. В его судьбу вновь вмешались посторонние силы.
На сей раз злой рок Инаэро принял облик черноволосого синеглазого варвара, который нанялся охранником в кхитайский караван, снаряжаемый Эйке.
Прочие наемники только тем и занимались, что отдыхали перед долгим путешествием. Наедали жирок, играли в кости, болтали. Женщина, что была с ними, — подруга одного из солдат, — проводила дни на женской половине. Она возилась с ребенком, чинила и чистила одежду хозяйки и явно наслаждалась обычной оседлой жизнью. Инаэро видел ее раз или два, но она всегда прикрывала лицо рукавом и торопилась уйти.
На писца мало кто обращал внимания. Когда Эйке в первый раз увидел, что к нему прислали «негра» вместо Аксум, он не смог скрыть разочарования.
А где та девочка, которая так чудесно и быстро писала? — спросил хозяин.
— Она сейчас приболела, — соврал Инаэро, как его учили, и склонился в низком поклоне. Он чуть исказил голос и пригнул голову, чтобы Эйке не узнал его.
Впрочем, как учил Инаэро многоопытный Ватар, человека редко узнают, если видят его в непривычной ситуации. Если бы тот же «негр» находился в старой лавке, где некогда заправлял делами Инаэро, — в этом случае Эйке, возможно, и разглядел бы знакомые черты. Но поскольку Эйке не ожидает встретить Инаэро в роли писца, то и не поймет, кто перед ним на самом деле. Так оно и случилось. Эйке сказал:
— Перепиши набело вон те документы. Таблички приготовлены на столе справа, пергаменты слева, чернила свежие. Тебе принесут фруктов и разбавленного вина.
Инаэро взялся за работу, попутно делая выписки для хозяина, — раз уж взялся шпионить! Когда «негр» уже уходил, Эйке вновь остановил его и дал немного денег.
— Это тебе за труды, — сказал хозяин, улыбаясь, но глядя немного в сторону. — А это, — тут он вытащил из-за пояса тонкий браслетик с двумя изумрудами, — для Аксум. Пусть она скорее поправляется.
— Аксум не носит браслетов, — сказал Инаэро, невольно протягивая руку к красивой вещице.
— Это на лодыжку, — улыбнулся Эйке. — Я и сам видел, что она оставляет руки свободными от всяких украшений. Но на ногах у нее есть кольца, не так ли?
Инаэро молча кивнул. Эйке слегка коснулся его плеча, повернулся и ушел. Инаэро невольно потер плечо. Его бывший хозяин остался все тем же, добросердечным и внимательным. Даже странно, что он не узнал своего бывшего приказчика…
«Негр» уже собрался было уходить, когда его окликнул новый голос:
— Эй, черномазый, постой-ка!
Инаэро обернулся. Перед ним, широко расставив ноги и ухмыляясь, стоял варвар.
— Ты обращаешься ко мне, господин? — вежливо осведомился Инаэро.
— К тебе, черномазый, — согласился Конан.
— Прости, если тебе покажется, будто я осмелился тебя поучать, — очень осторожно проговорил Инаэро, — но нельзя ли, обращаясь ко мне, выбрать другое слово? Ты называешь меня «черномазым», а мне это очень неприятно. Я, кажется, ничем тебя не оскорбил. Для чего же ты обижаешь меня?
— Но я тебя вовсе не обижаю, — еще шире улыбнулся Конан. — Ты ведь не негр. Тебя измазали черной краской, вот я и называю тебя черномазым. Разве это неточное определение?
Инаэро похолодел, несмотря на то, что день был очень жарким. Руки его задрожали, кончики пальцев онемели.
— О чем ты говоришь? — пролепетал писец.
— Я знаю, о чем говорю, — заверил его Конан. — И ты, естественно, тоже.
И он схватил Инаэро за пояс крепкой ручищей, а затем подтянул к себе.
— Что у тебя в поясе? Таблички? Ты делал копии с документов, которые переписывал для нашего хозяина, не так ли? Тебя заслали шпионить за ним? Кто это сделал?
Инаэро молча мотал головой. Конан тряс его, как собака крысу, и тихо рычал сквозь зубы. От ужаса
