Спустила целых девять монет на собственную глупую прихоть. Тебе не кажется, что ты начинаешь многое себе позволять? По-моему, следует возместить ущерб. Это было бы справедливо.
– Ну и что? – спросила Дин, лениво поведя раскосыми глазами. – Я заработала тебе больше, чем потратила. Вот что справедливо.
Дартин резким движением схватил раба за локоть. Тот прикусил губу, но промолчал. Явно запомнил на будущее и при случае поквитается – но сейчас Дартин был в таком бешенстве, что предпочел не обратить на это внимания:
– Если ты не собираешься сегодня выступать, – прошипел Дартин, обращаясь к Дин, – то вместо тебя будет танцевать эта киммерийская сволочь.
Дин сказала с набитым ртом:
– Да ты ведь и сам киммерийская сволочь, Дартин.
Дартин разжал пальцы.
– Ненавижу таких, как он, – проговорил он искренне.
Дин забросила косточку от персика на крышу ночлежки.
– Вот и хорошо, – невозмутимо заявила она, обтирая рот. – Я забираю его. Он мне нужен. Ступай, Дартин. Я буду у Афзы. До вечера.
– Твоя Афза – старая ведьма, – проворчал Дартин, сдаваясь. – До вечера, кроха.
Дин проводила его недобрым взглядом, а затем легко поднялась и с важностью кивнула своему рабу:
– Иди за мной.
И зашагала по направлению к лавке Афзы.
Дартин ел сливы и плевался косточками в пыль. Он чувствовал, что не может больше оставаться в: этом дурацком городе. Дин решила его бросить – тьфу! – но это ее личное дело – тьфу! – а он, Дартин, перейдет через Белые Горы и попытает счастья в Хаддахе – тьфу!
– Угости, – раздался над его ухом тонкий голос.
Дартин, не глядя, сунул через плечо несколько слив. Голос принадлежал Каджану, старинному приятелю Дартина. Они вместе ходили за листьями ката. Излишне будет сообщать о том, что Каджан был еще большим жуликом, нежели Дартин. И, кстати, немногим более удачливым.
Каджан присел рядом с приятелем.
– Сегодня не поешь?
– Неохота, – буркнул Дартин.
– А где твоя малышка?
– Для начала, малышка не моя. Она не в моем вкусе.
– Ну, мало ли что про вас говорят…
– Поверь мне, Каджан. Если бы ты знал ее поближе, тебе и в голову не пришли бы подобные мысли.
– И все-таки, где она?
– Понятия не имею.
– Что, сбежала? – проницательно спросил жулик.
– Да ну ее! – в сердцах ответил Дартин. Хоть кому-то он мог излить свою душу. Правда, в сочувствии Каджана черной ночной змеей таилось злорадство, но других слушателей у Дартина все равно не было. – Она потратила вчера кучу денег на гору хлама. И как я ей отдал их – сам не понимаю… Умеет она эдак посмотреть, что любые возражения застревают в глотке. Собственным недовольством так поперхнешься, что десяток целителей не спасут – сдохнешь и будешь лежать в могилке синий-синий.
Каджан захихикал. Сравнение ему понравилось. Он почти ничего не знал о Дин, хотя, подобно всем посетителям шахбийского рынка, видел ее каждый день. И теперь, пользуясь тем, что Дартин находился во власти досады и разоткровенничался, жадно ловил каждое слово.
Дартин махнул рукой безнадежно:
– А сегодня с утра эта Дин заявляет мне, что не желает танцевать. Что у нее нашлись какие-то более важные дела, чем помогать мне зарабатывать деньги.
– Ну и ты плюнь на нее, – посоветовал Каджан самым дружеским тоном, какой только сумел изобразить. – Что она, в самом деле, себе позволяет? Ты мужчина, а она всего лишь девчонка.
– Мне деньги нужны, – сказал Дартин.
– Дай еще сливу, – попросил Каджан. – Не жмись, дай.
Дартин сунул в его мягкую ладонь еще две сливы. Жулик покрутил их в пальцах и заметил с горечью:
– Порченую дал.
– Жри, жри, не разбирайся, – посоветовал Дартин. – Гляди как бы и эту не отобрал.
Каджан со скорбным видом последовал совету.
Солнце припекало все сильнее. Сотворив извинительное заклинание, Каджан выбросил косточки в пыль.
– Что ты там бормочешь? – спросил Дартин подозрительно.
– Прошу прощения у духа па тот случай, если потревожил его. Ты разве не знал? Духи обычно невидимы. Сидят рядом с человеком и подсушивают. У самих духов уже нет никакой жизни, но они любопытны – вот и жмутся к людям, интересуются их делами. Но, с другой стороны, духи ужасно обидчивы. Попробуй только плюнь на него – потом бед не оберешься. Он ведь не понимает, что ты его не видишь. Думает – презираешь его, плюешься. Может очень серьезно потом напакостить.
– Неужто ты боишься духов? – презрительно сморщился Дартин.
– Сам боюсь и тебе советую, – с серьезным видом отозвался Каджан. – Опасаться следует всего. И особенно – того, чего ты не видишь.
– Лично я в последнее время практически не вижу денег.
– Опасайся и их, если на то пошло, – после слив и ката Каджана потянуло философствовать.
Он лениво поднялся, обтирая пальцы о штаны.
– Вот скажи, -Дартин, сколько тебе нужно денег для того, чтобы ты наконец стал счастливым?
– Много.
– А мне – чуть, – успокоительным голосом произнес Каджан и поковырял в ухе так энергично, что Дартину стало не по себе. – Знаешь что, – заявил он наконец, – я тебе кое-что расскажу. За деньги. Ты мне две монеты, я тебе – клад.
– Ты сожрал моих слив на три клада. Жулик обиделся.
– Жадина, – произнес он с достоинством.
– Трепло, – отозвался Дартин.
Они немного помолчали, не желая ни ссориться, ни расставаться. Наконец Каджан заметил – как бы между прочим:
– Дело, кстати, совершенно замечательное. Красивое и простое. Одна серебряная монета, подумай, Дартин, – и ты богат до конца своих дней.
Дартин с отчаянным видом протянул ему монету. Была не была. Монетой больше, монетой меньше.
Не веря собственным глазам, Каджан взял ее, подержал на ладони, потом ся?ал в кулаке и хмыкнул.
Дартин молча показал ему кулак.
