также, что сделался мудрецом. Он перестал быть мстителем.
Поэтому он построил пагоду на склоне горы Размышлений. Затем обзавелся стражей, потому что тотчас нашлось немало охотников обокрасть его пагоду.
– А там есть что красть? – хищно поинтересовался Конан и зачерпнул горстью рис. От любопытства у него разыгрался аппетит, и он готов был теперь поглощать даже этот безвкусный, похожий на резаную бумагу рис.
Тьянь-По энергично покивал головой, сделавшись похожим на фарфоровую игрушку.
– О, да! Поверь мне. Тин-Фу…
– Кто это? – перебил Конан.
– Настало время для имен, – объявил Тьянь-По. – Мудреца с горы Размышлений зовут Тин-Фу. Он накопил некоторые богатства, из которых самым великим являются золотые рыбки с иероглифом желаний на чешуе. Они хранятся в пагоде, в большом хрустальном шаре, наполненном водой.
– Их там много? – спросил Конан.
– По слухам, три, но может быть и больше, – сказал кхитаец.
– Ты предлагаешь мне украсть их?
– Разумеется! – Тьянь-По прищурился. – Во-первых, так мы будем уверены в том, что никто не загадает недостойного желания и не вынудит рыбку исполнить его.
– Какие желания ты считаешь недостойными? – осведомился Конан. И добавил поспешно: – Мне просто интересно.
– Человек может пожелать другому смерти. Может захотеть кого-нибудь обокрасть так, чтобы об этом не узнали. Или вызвать землетрясение в соседнем королевстве. Да мало ли скверных мыслей водится у людей! А мы с тобой ничего подобного не пожелаем. Немного достатка, чуть больше соображения и усердия для нерадивых и тупых учеников… Ну, может быть, изящная девушка для досуга… И много-много-много… – Тут глаза Тьянь-По загорелись огнем поистине дьявольским, так что Конан даже насторожился.
– Чего много? – уточнил он, потому что друг его впал в мечтательную полудрему.
– А? Много-много отличной плотной бумаги! – сказал каллиграф. – Я мечтаю об этом уже не первую зиму. Я обожаю хорошую плотную бумагу с прелестной шероховатостью, созданную для того, чтобы впитывать в себя чернила подобно тому, как земля впитывает влагу дождя…
– Ладно, – сказал Конан, оставив свои желания при себе, – я помогу тебе утащить этих рыбешек.
Только мне потребуется помощь.
Одного из доверенных учеников Тьянь-По звали Гун, а другого – Инь-Тай. Оба явились на зов учителя и склонились перед ним в поклоне. Конан с интересом рассматривал своих будущих помощников.
Гун был невысок, толст, но, несмотря на свои жиры, весьма подвижен. У него было круглое лицо с множеством подбородков и маленькие, заплывшие глазки. Он напомнил Конану кхитайского божка счастья, из тех, что продают на улицах торговки амулетами.
Инь-Тай представлял полную противоположность своему товарищу: тощий, верткий, как ящерица, с плоским, перебитым носом, который свистел при каждом вдохе.
– Они выглядят так, словно тот парень съедает всю еду у этого, – заметил Конан.
– На самом деле все обстоит ровно наоборот, – засмеялся Тьянь-По. – Толстяк ест очень мало, а тощий лопает за троих.
– Учту, – сказал Конан.
Тьянь-По обратился к своим ученикам:
– Перед вами – великий учитель Конан. Он из Киммерии. Он владеет мудростями различных стран и умеет сочетать несочетаемое. Вам предстоит отправиться с ним на гору Размышлений. Там вы вступите в схватку со стражниками горы Размышлений и победите их в честном бою. Если вам придется для этого применять нечестные приемы, не спрашивайте особого разрешения у учителя Конана. Просто применяйте их! Учитель Конан должен забрать у Тин-Фу хрустальный шар. Если учитель Конан случайно погибнет, хрустальный шар должен забрать один из вас.
Конан метнул на своего приятеля сердитый взгляд. «Случайно погибнет»! Этого только недоставало. Неужели Тьянь-По совершенно в него не верит?
Маленький кхитаец шепнул ему на ухо, словно угадав, какие мысли тревожат киммерийца:
– Это я нарочно сказал. Чтобы они ощущали всю глубину своей ответственности.
Конан нахмурился еще больше, но промолчал. Он давно понял, что его споры с ученым кхитайским каллиграфом чудодейственным образом неизменно заходят в тупик.
– До горы Размышлений – два дня пути, – продолжал Тьянь-По. – Вы отправляетесь пешком. Гун возьмет с собой съестные припасы. Инь-Тай – воду и одеяла. Учитель Конан пойдет налегке. Ему предстоит думать, а это достаточно тяжелый груз для одного человека.
Кхитаец хлопнул в ладоши.
– Отправляйтесь!
Ученики снова поклонились ему и разбежались.
– Ну вот и все, – сказал Тьянь-По, улыбаясь Конану. – Теперь они в полном твоем распоряжении. Надеюсь, ты их не угробишь. Они неплохие ребята и умеют работать в команде. Выполняют приказы, не задумываясь, но потом всегда спрашивают о смысле содеянного. Это правильный взгляд на жизнь, пока человек учится.
– Как все сложно! – сказал Конан.
Они отправлялись в путь пешком. Все трое неплохо бегали, так что долгая дорога никого не смущала. Гора Размышлений все время была видна впереди, погруженная в дымку бледно-фиолетового тумана. К вечеру первого дня солнце коснулось ее багровыми лучами, на миг облив всю удивительным розовым светом, а затем зашло за вершину. Туман стал гуще, трава под ногами покрылась влагой. Равнина, расстилавшаяся перед путниками, как будто отдыхала после долгого дня.
– Учитель Конан, – заговорил Гун, – сейчас время для вечерней медитации и сна.
– Для ужина, – добавил Инь-Тай. – Учитель Тьянь-По всегда созывал нас на ужин, когда солнце притрагивалось лучами к вершине горы Размышлений.
– Не будем нарушать того, что заведено учителем Тьянь-По, – согласился Конан, который и сам был не прочь передохнуть и закусить.
Насчет своих учеников Тьянь-По оказался совершенно прав: они действительно слаженно работали в команде. Пока один расстилал одеяла, другой сноровисто готовил ужин: расставлял крохотные плоские глиняные тарелки, раскладывал по ним хлебцы, соленую рыбку и какую-то зелень, выловленную из моря и вымоченную в уксусе. Конан поглядывал на эту трапезу с большим сомнением, а Инь-Тай просто истекал слюной. Мудрость Тьянь-По проявилась также в том, что все съестные припасы он доверил Гуну. Поглядывая на Инь-Тая, Конан начал не на шутку опасаться: как бы прожорливый ученик не отгрыз у него во сне ляжку. Киммериец впервые в жизни видел человека, который постоянно испытывает голод.
Наконец трапеза, превратившаяся для Конана в настоящее испытание, была позади. Все зеленые водоросли съедены, тарелки облизаны и вытерты пучком травы, хлебцы поглощены до последней крошки. Путники расстелили одеяла.
