С другой… С другой стороны, слишком долго они прожили, не зная над собой никакой власти, совершенно свободными, сами себе господа и повелители. Они отвыкли подчиняться.
Единственный господин, чью волю, они выполняли охотно – так сказать, в силу своей естественной природы, – давно уже умер. А чего ожидать от новых магов? Не будут ли распоряжения этих неизвестных новых господ глубоко противны всей сущности с'тарра?
Ответов на свои вопросы они не получили. И затаили глубокую темную злобу. Нет, им не нужны по соседству маги с их башнями. Они не желают служить каким-то непонятным магам четырех стихий.
Маги, насколько было известно с'тарра – а этим существам, несмотря на всю их примитивную, полуживотную природу, о магии и чарах известно, поверь мне, очень многое! – имеют обыкновение вторгаться в природу магических, искусственно созданных существ и изменять их по собственному усмотрению. История о том, как были изменены змеи, осталась в памяти с'тарра как нечто удивительное, страшное и болезненное. Им не хотелось повторения.
Им хотелось тихо жить в своем уединенном лесу, вдали от всех, и выводить немногочисленное потомство. От магов слишком уж много шума и беспокойства.
А затем им на ум пришла еще одна мысль. Надо тебе сказать, что мысли у с'тарра всегда простые, но сильные и определенные. Так мыслят все животные. Сначала они видят добычу, потом выискивают способ напасть на нее, а когда определено и то, и другое – нападают, больше ни на что не отвлекаясь. Так же поступили и с'тарра. Они пожелали возвести вокруг своего леса большую стену и наложить на нее заклятие, чтобы никто не осмеливался пересечь эту границу. Для чего им необходимо было изгнать магов и завладеть теми волшебными предметами, которые наверняка имеются в четырех башнях.
И в одно страшное утро все четверо сыновей Мутэмэнет вместе с их прекрасной и ужасной матерью проснулись от странного звука. Все кругом шипело и шелестело, как будто вся листва опала со всех деревьев, какие только растут в Стигии, и прилетела шуршать под стены башен. Ради этой БИТВЫ ВСЕ с’тарра расстались со своими плащами и явили солнечному свету свои тела, покрытые грубой сероватой чешуей. Они неустанно подкапывали – башни, некоторые лезли наверх, вооруженные кинжалами и собственными острыми зубами.
– Как ты думаешь, они ядовитые? – спросил Конан, задумчиво ковыряя ножом в зубах.
– Зубы с'тарра? Почти наверняка! – убежденно отозвался молодой стигиец. – В общем, не стану тебе пересказывать все мысли, которые посетили в эти часы головы нападающих, равно как и мозги пяти магов, засевших в башне…
– Да уж, избавь меня, пожалуйста, от этих рассуждений, – согласился Конан. – Что меня интересовало меньше всего на свете, так это сложные соображения, которые терзают извращенный ум какого-нибудь колдуна. По мне так, всем им место в преисподней Зандры. Лично я так и поступаю.
– Как? – не понял Гирадо.
– Отправляю их в преисподнюю, – объяснил Конан. – Говорю тебе, это самое лучшее местечко для всякого мага.
– Ну, я как человек, который видит свой долг в уничтожении монстров… – начал стигийский воин, однако киммериец перебил его:
– Я уже понял, что ты победил парочку монстров. Продолжай рассказ. Когда ты, наконец, перейдешь к самому главному?
– А что, по-твоему, самое главное?
– Ну, сокровища, разумеется! Ты ведь собираешься наложить лапу на какой-нибудь крупный красивый камешек? Или они закопали там монеты?
– Знаешь что, давай-ка все по порядку. Сперва я расскажу тебе все, что знаю, а потом уже будем решать, стоит ли вообще ввязываться в это дело, – рассудительно проговорил Гирадо.
– Сдается мне, ты уже в него ввязался, – заметил Конан.
– Может быть… Но у меня, возможно, есть на то свои причины, – не стал отпираться Гирадо.
– У меня тоже есть причины, – сказал Конан. – И главная из этих причин – я очень люблю деньги.
– А для чего тебе деньги? – полюбопытствовал молодой стигиец.
– Для всего! – отрезал киммериец. – Я люблю красивых женщин, люблю, чтобы они были красиво одеты, чтобы от них хорошо пахло, чтобы на пальцах у них блестели побрякушки и чтобы эти красивые женщины меня ласкали! Я люблю хорошую еду, добрых лошадей, мне нравится оружие… Да мало ли для чего могут потребоваться деньги! – рассердился он вдруг, сообразив, что стигиец, слушая его, улыбается все шире. – Ты вздумал надо мной насмехаться, а?
Ты полагаешь, что ты, такой цивилизованный, сумел бы распорядиться деньгами лучше?
– Возможно, – сказал Гирадо. – Но у меня другая причина. В этом рубине…
– Ага! – хищно возликовал Конан. – Итак, речь идет о рубине. Большом?
– Очень. В этом рубине Мутэмэнет прячет душу моего брата.
– Ну надо же! А с рубином ничего не случится после того, как мы извлечем эту душу? – забеспокоился Конан. – Может быть, освободив душу твоего брата из заточения, мы испортим камень, и он не будет больше стоить ни гроша?
Однако увидев, какое лицо сделалось у его собеседника, Конан перестал смеяться. – Я тебя понял, – сказал он серьезно. – Тебе нужен рубин. Мне он тоже нужен. Когда мы покончим с Мутэмэнет, ее змеенышами и этими зверолюдьми, то заберем камень и поделим его поровну. Тебе – душу, мне – все остальное.
– Я расскажу тебе все по порядку, – опять проговорил стигиец. – И тогда уже будем решать, кому что достанется. Дело куда сложнее, чем тебе кажется, с'тарра были повсюду. Когда маги поняли, что дело плохо, было уже поздно. Кругом они видели оскаленные пасти и обнаженные кинжалы. Башни дрожали и шатались, с'тарра в силу своей полузмеиной природы отлично умеют копать норы. Они вгрызались в землю, прорывали в ней сотни ходов. Все кругом тряслось и дребезжало. Не было никакого смысла сражаться с врагом магическими средствами – это только ускорило бы падение башен.
Поэтому маги поступили иначе.
Они заперлись каждый у себя и принялись призывать к себе на помощь духов своей стихии. Все вокруг башен пришло в движение – облака, деревья, поднятые в воздух ветки, огненные смерчи… Нам с тобой даже трудно себе представить, что там началось. Из Башни Воды под огромным напором вылетели, разламывая стены, водные духи. Мощные струи разрывали кладку, скреплявшую камни, как будто это была бумага, и устремлялись ввысь. На гребне этих фонтанов восседали странные полупрозрачные существа с перепончатыми лапами и выпученными глазами. Каждое из них вооружено трезубцем. Из их груди вырывалось странное, утробное пение, от которого – можешь мне поверить! – стынет кровь в жилах любого живого существа.
Башню Огня охватил столб пламени. Сперва он устремился ввысь, к небу, но затем изогнулся и опустился к подножию башни. Точно согнутый указательный палец, он преследовал и придавливал к земле расползающихся с'тарра. Там, где он прикасался к их плоти, оставалась только лужица черной дымящейся жидкости. Вся трава вокруг была выжжена, а среди облаков быстро понесся густой темный дым.
– Представляю себе, как там воняло! – сморщился Копан. – Ненавижу змей и всех их змеиных божков!
– Я бы на твоем месте не радовался, – остановил его стигиец. – Расправляясь с человекозмеями, маги вызвали сюда, в наш мир, куда более отвратительных существ.
