затем шли все повозки, длиной в две лиги, включившие более пяти тысяч колесниц и телег, в каждой телеге по крайней мере четыре хороших лошади, привезенных из Англии, обеспечивавших все необходимые припасы для армии. Затем шло войско принца и его братьев, где насчитывалось две тысячи копейщиков на хороших конях и богато украшенных... и пять сотен слуг с киркомотыгами и топорами, чтобы делать ровную дорогу для прохода обоза».
Весь день шел дождь. Они проехали через Артуа и мимо города Арраса, через известковые верховья Соммы, все эти города однажды должны были стать полем боя другой и еще более великой английской армии. «Страна, – писал Фруассар, – уже долго лежала в нищете и была сильно разорена и это было самое унылое время года во французском королевстве и сильный голод прошел во всей стране... Также в это время года шел сильный дождь и было мокро, что доставляло им много трудностей, а также их лошадям, ибо большую часть дня непрерывно шел дождь, так что вино в том году мало ценилось». Однако несмотря на то, что существовала жесткая дисциплина и армия держалась в постоянной готовности к бою, враг так и не появился. Дофин учился на глупости своего отца, а его приказы были таковы, что никто не рискнул встретиться с англичанами в открытом бою. Когда после четырехнедельного марша они прибыли, промокшие и падшие духом, к воротам Реймса, они нашли их запертыми. Никто, несмотря на повторные призывы, ни архиепископ, ни жители и не собирались их открывать.
Англичане все еще могли уничтожить любую армию феодальной Франции, которую та могла выставить против них. Но они не могли захватить хорошо укрепленный город, кроме как взять его внезапностью или голодом, и они стали Готовиться к долгой осаде Реймса. Почти два месяца при плохой погоде они занимали окрестные высоты, пока дозорные отряды проводили разведку местности до самых парижских стен, пытаясь вызвать соперников на бой. Но никаких сражений не последовало. В поэме Уильяма Ленгленда «Видение о Петре Пахаре», первая часть которой была написана вскоре после этих событий, аллегорическая леди «Мид» – дух порока на суде перед королем – обращается к своему обвинителю как к одному из тех, кто служил в этой горькой кампании, браня его за то, что пока он там
«Город был силен и хорошо оборонялся, – пишет Фруассар, – король Англии не позволил бы ни одной атаки, потому что он не стал бы ни мучить, ни ранить своих людей. У них не было никакого комфорта, ибо они были там в самый разгар зимы, во время Св. Андрея, когда дуют сильные ветры и идет дождь... и невозможно достать фураж для лошадей».
В середине января, не имея больше возможности сохранить свою армию на замерзшей шампанской равнине, Эдуард отказался от своей идеи короноваться в Реймсе и направился на юг в Бургундию, надеясь найти ранние пастбища для своих лошадей. Но зима 1360 года оказалась самой длинной за все столетие. Захватив город виноделов Тоннер, он оставался в бургундских нагорьях почти весь Великий Пост, занимаясь соколиной охотой и соблюдая пост, пока бесполезно ожидал появления травы. В конце концов, получив контрибуцию в 200 тыс. флоринов и заключив трехлетнее перемирие с герцогом Бургундским, он вновь направился на север к Парижу, все еще надеясь, что погода изменится и дело ускорится. По пути он узнал, что норманнские пираты разграбили и сожгли королевский порт Уинчелси, изнасиловав нескольких несчастных дам, которые нашли убежище в церкви Св. Томаса, и убили несколько сотен горожан перед тем, как были изгнаны местным ополчением. В ярости, пока он стоял в Корбеле в течение страстной недели, возмущенный король сжег все французские деревни в пределах видимости французской столицы.
Но хотя после Пасхи он продемонстрировал свою армию в полной боевой готовности под стенами парижан, гарнизон даже не пошевелился. Дофин был мудрее своих лет. Прождав четыре дня, когда герольды посылали вызов за вызовом, Эдуард вновь был вынужден отступить. Ибо, так как апрель был таким же холодным, как и май, не было фуража для лошадей и только благодаря «свободным компаниям» люди еле-еле были обеспечены едой. Единственным выходом для него было искать местность с более мягким климатом на юго-западе в долине Луары или Бретани, где можно было бы сделать новые запасы для армии, пока он будет в состоянии начать осаду Парижа этой осенью. Однако ему пришлось вынести не только зиму, даже теперь, в первый день отступления, 13 апреля, надолго запомнившееся как Черный Понедельник – «отвратительный день, полный тумана и града, настолько холодный, что многие умерли, сидя в седле» – ледяной шторм обрушился на армию, и они вынуждены были бросить много повозок. Две недели спустя, уже по пути к Луаре в Шартр, гроза с градом величиной с голубиное яйцо, нанесла армии такой же ущерб, как если бы на них кидали каменные ядра: «Такая буря грома, молнии и града, что, казалось, наступил конец света». Беспомощные в своих латах, говорят, что в тот день молнией было убито больше рыцарей, чем погибло при Креси и Пуатье вместе взятых. Именно этот шторм, как говорит один хронист, явился причиной того, что английский король «направился к церкви Богородицы в Шартре и поклялся перед девой Марией, что примет условия мира».
Даже отступая, Эдуард делал попытки вызвать французов на бой. «Некоторые рыцари из свиты герцога Ланкастера, – писал Гай Хетонский, – переодетые в бригандов или мародерствующих солдат, без копий, ехали, делая вид, что у них нет оружия, чтобы заставить врага напасть на,них... Некоторые... довели свой маскарад до такой степени... что они попали в беду и были взяты в плен». Именно при таком нападении в начале того года молодой оруженосец по имени Джеффри Чосер, из свиты принца Лайонела Кларенского, был взят в плен, и затем выкуплен за 16 фунтов вместе с другими офицерами королевского двора.
Но если Эдуарду не удалось короноваться в Реймсе и довести дофина до еще одного Креси, французы, в свою очередь, больше не могли продолжать войну. Почти все, что угодно, казалось лучше, чем эта неопределенная продолжительность войны, ибо, пока оставались англичане, страна не могла самостоятельно избавиться от бригандов, а также несчастий и анархии, которым они являлись причиной. Даже перед тем, как Эдуард высадился в Кале, Ноллис предложил ему услуги своей «большой компании» и ему вернули милость, и после этого по всей Франции он и ему подобные продолжали свои гнусности.
Таким образом, в конце апреля в лагерь Черного Принца в Шартре прибыли послы. На этот раз они были готовы признать принцип, за который Эдуард боролся почти четверть века – полную независимость его французских доминионов. И благодаря своему печальному опыту в ту зиму и умиротворяющему влиянию Ланкастера англичане наконец были готовы к резонным решениям. «Мой господин, – сказал старый мудрый герцог, по преданию, – эта война, которую вы ведете, возможно, замечательна для всех ваших людей, но она не так благосклонна к вам самим! Если вы будете упорствовать, она будет последним делом в вашей жизни, и мне кажется сомнительным, что вы достигнете свои желаний. Вы напрасно тратите свое время».
Переговоры начались 1 мая в деревне Бретиньи. Неделю спустя, «восемь дней в прекрасном месяце мае, – как говорит об этом герольд Чендоса, – когда птицы оправились от ужаса», были объявлены условия временного договора. По ним Эдуард отказывался от своих претензий на французский престол, а также на Нормандию, Анжу, Майн, Турень, Бретань и Фландрию. Он также обещал отдать все замки и города, которые принадлежали ему в этих провинциях. Взамен он должен был получить в безусловное владение, свободное от суверенных прав французского короля, Кале, Понтье и всю Аквитанию – почти четверть Франции. Она включала Лимузен, Ажене, Ангумуа, Пуату, Перигор, Керси и Руэгр, а также города Лимож, Пуатье, Ангулем, Кагор, Тарб и Ла Рошель, центр европейской торговли солью. Франция также согласилась заплатить все 300 тыс. крон золотом в качестве выкупа за своего короля в шесть приемов, первый взнос должен был гарантировать его освобождение в обмен на заложников королевской крови. Франция должна была разорвать союз с Шотландией, а Англия с Фландрией. Вопрос о бретонском наследстве оставался открытым. Были также обеспечены условия для подданных обоих государств обучаться в университетах обеих стран.
