раздался сигнал.
Стремительная атака шотландцев привела английских солдат в замешательство, когда они пытались развернуться на болотистом вязком берегу. Фаланга копьеносцев Уоллеса подошла к мосту, отрезав англичан, переправившихся на другой берег, от их товарищей по оружию. В течение следующего часа Суррей вынужден был наблюдать избиение своей конницы, которая не могла отступить, поскольку река была слишком глубока для переправы, а единственный мост удерживали шотландцы, с удовольствием рубившие противника на куски. Крессингем был убит, а его кожу победители позже разрезали на лоскуты. Затем началась паника, и оставшиеся англичане бежали не останавливаясь, пока не достигли Берика. Сам Суррей бежал в Йорк. «Мы понимаем, – начиналось письмо из королевской канцелярии, – что граф сейчас находится на пути к нашему дражайшему сыну Эдуарду, который замещает нас в Англии, чтобы поговорить с ним относительно этого шотландского дела»[210].
Битва на Стерлингском мосту восстановила независимость Шотландии. Сенешаль и граф Леннокса теперь связали свою судьбу с мятежниками. Данди и Стерлинг капитулировали, и к концу сентября только замки Эдинбурга, Данбара, Роксбурга и Берика оставались в руках англичан. Сам Уоллес захватил город Берик, перебив тех английских купцов, имевших глупость остаться.
Пока на севере происходили все эти события, сама Англия очутилась на грани революции. Не успел король отплыть во Фландрию, как маршал и констебль, бросая вызов совету его сына, появились в казначействе и запретили сбор восьмой части, за которую Эдуард заставил проголосовать представителей графств, но на которую не добился согласия у магнатов. От имени всего королевства они объявили ее «налогом по собственной воле» – символом сервитута – и апеллировали к Великой хартии вольностей и Лесным хартиям. В документе, известном как
В течение нескольких недель, в то время как регентский совет пытался созвать народное ополчение южных графств и собрать парламент в октябре, казалось, что вновь собиралась разразиться гражданская война, как тридцать лет назад. Но баронов поддерживали все, кто пострадал от поборов и деспотичного правления последних трех лет, и, что самое важное, лондонцы, которые уже десять лет жили без мэра и дважды встречали отказ, когда обращались с прошениями о восстановлении их привилегий. Несмотря на примирение архиепископа с королем, они также получили поддержку церкви. 21 сентября, прежде чем отправиться в Вестминстер во главе своих слуг, магнаты держали свой собственный предварительный парламент в Нортгемптоне, на котором составили не идущий на компромиссы список требований против произвольных пошлин и управления, известный как
Король, находившийся в Генте, помедлив три дня, принял капитуляцию своего совета. Он ничего больше не мог поделать, если хотел предотвратить гражданскую войну и вернуть Шотландию. В ответ магнаты согласились выплачивать девятую часть, а духовенство – «добровольно» предложило пятую часть от находящихся под угрозой северных провинций и десятую – от южных. К этому времени шотландцы перешли границу и опустошали Нортумберленд и Камберленд. За три недели «богослужения прекратились в каждой церкви и в каждом монастыре от Ньюкасла-на-Тайне до Карлайла». От перехода Тайна захватчиков остановили только снежная буря и мужество епископа Даремского. В Хексгеме, говорили, только личное вмешательство Уоллеса спасло жизни монахов у алтаря.
Восстание под его руководством также спасло Англию от гражданской войны и заставило короля уступить своему народу принцип опроса и согласия, которому он противился в начале своего правления, и от чего зависела истинная сила его королевства. По словам историка государственного устройства, Эдуарду «жестоко напомнили об изменении смысла монархической традиции и об усиливающейся, а не уменьшающейся, зависимости короля от общин королевства. Он узнал, что детали сотрудничества имеют значение, так же, как и принцип. Каждое новое требование правителя должно быть утверждено с согласия людей»[211].
Все, что теперь ему оставалось делать, – это вернуться в Англию и вновь покорить шотландцев. Три года потребовалось Эдуарду, чтобы добиться цели: вести армию на континент, а единственным результатом стала потеря Шотландии и отчуждение подданных. Деньги, которые он выжал из англичан, чтобы поддержать своих союзников, не дали ему возможности добиться цели. Даже преданность Фландрии, на которую он возлагал столь большие надежды, не принесла ничего кроме напрасных трат и катастрофы для фламандцев, так как Филипп Красивый отреагировал на это вторжением в пределы этой области и захватом нескольких городов, включая Лилль, в то время как Брюгге попал в руки
Заключив перемирие с французским королем, который оставил за ним все, что тот приобрел, в марте 1298 года Эдуард вернулся в Англию. Он направился в Йорк, где устроил свой двор, казначейство и суды до той поры, пока шотландцы не сдадутся. Северные бароны к тому времени освободили осажденные замки Берика и Роксбурга, но судьба остальных все еще была в руках Уоллеса. Несмотря на свое низкое происхождение, победитель при Стерлигском мосту был прославленным главой страны, управляя ею как «страж королевства и вождь армий» именем короля Иоанна[212], чей племянник, Иоанн Комин Рыжий – сын одного из претендентов на корону, – присоединился к нему. Хотя большинство других шотландских аристократов до сих пор держались в стороне, они не отозвались на призывы короля прибыть в Йорк. Среди них был и молодой Роберт Брюс, граф Каррика.
Эдуард не придал значения мятежным лордам и сконцентрировал все силы для удара по Уоллесу. Когда обозы, везущие правительственные записи и свитки, тряслись по неровной дороге в Йорк, король собрал самую большую армию, которая когда-либо входила в Шотландию со времен Римлян. На Пятидесятницу он созвал парламент, на котором помирился с маршалом и констеблем, настаивавшими на дальнейшем утверждении хартий – требовании, которое он отверг как ставящее под сомнение его честь. Еще до конца июня, после паломничества к мощам Св. Иоанна Беверлейского, приготовления к кампании были завершены.
