поклялись никогда не снимать их до тех пор, пока они не совершат какое-нибудь рыцарское деяние во Франции.
Король воззвал не только к рыцарским классам. Свое доверие он высказал всему народу. В манифесте, зачитанном в суде каждого графства, он подробно описал всю свою историю с переговорами с Филиппом и свои повторные попытки сохранить мир и предложил, что если кто-нибудь знает лучший способ, последовать ему. На конец сентября был назначен сбор войск и были запрещены все спортивные игры за исключением состязаний по стрельбе из лука.
Первые боевые стычки произошли в ноябре, был осуществлен специальный рейд в Кадзанд, расположенный в устье Шельды, под руководством сэра Уолтера Мэнни – галантного уроженца Гегенау, который был большим фаворитом Эдуарда и его супруги и который, приняв Англию в качестве своей родины, позднее стал основателем лондонского Чартерхауса[280]. «Когда англичане увидели перед собой город, – написал Фруассар, – они были готовы и им помогал как ветер, так и прилив. И так с именем Господа и Св. Георгия они приблизились и затрубили в трубы и установили луки перед собой и поплыли к городу». Лучники «стреляли так плотно», что фламандцы после упорной борьбы бежали, брат графа Фландрии был взят в плен. Но французы и их генуэзские и испанские союзники были сильнее на море, чем англичане, и этот рейд был окуплен с лихвой. Гастингс, Рай, Портсмут и Плимут были сожжены дотла. Саутгемптон пострадал особенно сильно, так как на него, напали пятьдесят галер, одна из которых была оснащена «железным горшком», стрелявшим железными стрелами в дома. «Они пришли в воскресенье утром, пока люди были на мессе и... грабили и мародерствовали в городе и резали прятавшихся и портили девственниц и насиловали жен и наполнили свои судна награбленным и так снова погрузились на свои корабли. И когда наступил прилив, он снялись с якоря и поплыли к Дьеппу и там поделили свою добычу и награбленное»[281].
Ни один из этих рейдов не испугал рыцарствующего короля. С щедрыми субсидиями его послы в Нидерландах заключали союз за союзом. Его кузену графу Брабанта было обещано 60 тыс. фунтов – сумму, равную двухгодовому доходу, получаемому Англией в мирное время, – и еще большая сумма была распределена среди семи других правителей, включая пфальцграфа и маркграфа Бранденбургского. Летом 1338 года «в хорошем сопровождении графов и баронов» Эдуард пересек Северное море, высадился в Антверпене и, путешествуя с великолепной и весьма дорогой помпой через Брабант к Кельну и оттуда вверх по Рейну в Кобленц, был облечен императором полномочиями главного наместника имперских земель к западу от Рейна на период войны с Францией. При этом, хотя все это казалось великолепным и обнадеживающим в то время, оно не давало результатов. Потребовалось больше года и огромные средства на пиры и турниры – «давая большие награды и драгоценности лордам, дамам и юным леди страны, чтобы заручиться их доброй волей» – пока Эдуард не склонил своих союзников к выступлению на поле боя. И когда в конце концов осенью 1339 года они это сделали, ничего кроме трат и разочарований это не принесло. Ибо хотя горя желанием повторить свои подвиги на Халидон-Хилле, король и его английские рыцари и лучники «выехали против тирана французского короля с поднятыми знаменами», опустошая пограничные деревушки и поля, мстя за сожжение норманнскими и бретонскими пиратами южных прибрежных городов, Филипп же просто наблюдал за этими действиями из-за амьенских стен. Несмотря на присутствие в своем лагере короля Шотландии и Наварры и герцогов Бурбона, Бретани, Бургундии, Нормандии, Лотарингии и Афин он проигнорировал все насмешки и вызовы Эдуарда. А после краткой осады Камбре – бывшего фьефа империи – представители Гегенау, Брабанта и германцы стали настаивать на возвращении домой к семьям по случаю зимы. «Наши союзники, – написал с отвращением Эдуард своему сыну, – большего не могли бы вынести».
К этому времени он задолжал 300 тыс. фунтов и не сделал ничего, чтобы показать, куда израсходованы деньги, тогда как французы взяли Бурк и Блайе в Гаскони, а шотландцы вновь заняли Перт. Даже его корона была заложена, а его десятилетний наследник был помолвлен с брабантской принцессой, чтобы отсрочить выплату долгов иностранным кредиторам. При этом Эдуард все еще упорствовал в своей мечте договориться с французским королем посредством крупного альянса. И зимой 1339/40 года он достиг неожиданного успеха. Ибо доведенный до отчаяния он наложил эмбарго на экспорт английской шерсти во Фландрию, а подстрекаемые богатым гентским купцом Яковом ван Артевельде – одним из демагогов патриотического толка, которые часто приходили к власти в итальянских городах-государствах[282], – население фламандских ткаческих городов восстало против своего профранцузски настроенного графа и изгнало его из страны. Затем под предводительством ван Артевельде они воззвали к Эдуарду принять корону Франции и стать их сюзереном и протектором.
Именно благодаря поражению французского рыцарства от фламандских горожан при Куртре Эдуард I получил возможность возвратить свои гасконские доминионы. Не обращая внимания на свои долги, его внук теперь обещал им оружие, перенос рыночной шерстяной таможни из Антверпена в Брюгге и субсидию в 140 тыс. фунтов. И чтобы легализовать их отказ от оммажа и защитить их от интердикта за нарушение клятвы феодальной верности, он выдвинул формальное требование на трон своих капетингских предков. 24 января 1340 года он въехал в Брюгге и был провозглашен бюргерами королем и верховным лордом. Две недели спустя, в своей прокламации к «прелатам, пэрам, герцогам, графам, баронам, благородным и простолюдинам, живущим в королевстве Франция», он объявил, что Филипп Валуа «навязал себя силой» французскому трону, пока он был «в нежном возрасте», и что он теперь твердо решил вернуть его и «с непоколебимой целью поступить по справедливости со всеми людьми» [283]. Впредь он стал помещать французские лилии перед английскими леопардами, сохраняя их на главном месте и на печати, и на мантии.
Укрепив свой союз, Эдуард стал торопиться домой, чтобы получить необходимые средства для его финансирования. Его положение было настолько отчаянным, что он вынужден был оставить свою жену и детей, а также графов Дерби и Солсбери в Антверпене в качестве заложников за свои долги. Его расходы к настоящему моменту почти истощили английскую казну. При этом его популярность была еще достаточно высока, чтобы поднять страну. Хотя осенью, после того как его Совет завил ему, что, пока они ему не помогут, он должен сам избавиться от своих иностранных кредиторов, Общины попросили время, чтобы посоветоваться с теми, кого они представляли, они теперь объединились с магнатами, дав ему десятую часть с каждого снопа, шерсти одной овцы на два года, и десятую часть дохода с королевских бургов и пятнадцатую с остального населения.
При этом они сделали свою субсидию зависимой от его ответа на четыре петиции, одна из которых, в конце концов прекращавшая королевское право облагать налогом торговую деятельность в зависимости от желания короля даже в королевских владениях, явилась важным шагом по пути к парламентскому контролю налогообложения. В обмен на разрешение Эдуарду собирать ненавистный
Получив субсидии для французской кампании, Эдуард готовился к возвращению на континент, где французы сжигали города и деревни Гегенау и угрожали Фландрии. В его отсутствие флот из около 200 французских, генуэзских и испанских кораблей расположился рядом со Слейсом у устья реки Цвин, чтобы воспрепятствовать его проезду и начать блокаду фламандцев. Весь прошлый год позиция на море и рейды по английским южным портам вызывали растущее беспокойство; осенью 1339 года несколько собственных кораблей короля было захвачено в Северном море. В своих дебатах парламент акцентировал внимание на
