Никто оставил свой черный плащ в комнате у Кристиана – накрыл им тела, как саваном. Вместо плаща он надел куртку Зиллаха с ярко-красной шелковой подкладкой. Подтеки свежей крови были как знак отличия. И он носил эти знаки с гордостью, хотя от запаха этой крови сжималось сердце.
Перед тем, как уйти, Никто раздвинул плотные занавески. Когда первый луч солнца коснулся тел Зиллаха и Кристиана, их плоть начала тлеть и крошиться. Уже через час от них не останется ничего – только пепел.
34
Дух отвез Стива в благотворительный госпиталь на краю Французского квартала, где ему наложили швы и туго перебинтовали запястья. Врачи в травмопункте подумали, что это была попытка самоубийства, но Стив «заливал» им придуманную историю, а Дух ему поддакивал. Они якобы пили в баре, потом вышли на улицу, и к ним пристали какие-то ребята. У одного из них была бритва. Стив поднял руки, чтобы уберечь лицо, и тот парень полоснул его по запястьям.
Им пришлось пообщаться еще и с полицией, и Дух заметил, что Стив вот-вот сломается. Это было заметно по тому, как вдруг ссутулились его плечи, как скривились его губы. Дух закрыл глаза и попробовал влить в Стива силу. Наконец их отпустили.
Пару минут они постояли на крыльце больницы, вдыхая прохладный воздух. Ночь была уже на исходе. Стив взглянул на свои туго перебинтованные запястья.
– Если бы я хотел покончить жизнь самоубийством, – пробормотал он, – я бы не стал резать себе запястья, как какой-нибудь идиот.
Дух направился к машине. Через пару секунд Стив пошел следом.
– Я бы выстрелил себе в голову. Чтобы мозги разлетелись. – Дух передернул плечами, но Стив этого не заметил. – Или поехал бы в горы и направил машину с обрыва. Тысячу футов вниз, и – БАБАХ! – ты благополучно размазан по скалам.
Они подошли к машине. Стив огляделся, как будто в поисках чего-то. Или он просто решил в последний раз посмотреть на город, который забрал у него столько всего. Интересно, подумал Дух, вернутся они сюда когда-нибудь или нет.
Обратно машину вел Дух – всю дорогу до Потерянной Мили. Под конец у него разболелись руки и плечи. Ладони слегка пощипывало, они постоянно потели, и он вытирал их о джинсы или прямо о сиденье. Он опять и опять вспоминал, как легко нож Аркадия вошел в череп Зиллаха, пробил кость безо всякого сопротивления. У себя в голове он услышал последний крик Зиллаха – крик ярости и боли. Но если бы он не убил Зиллаха, Зиллах убил бы Стива: перерезал бы ему горло, и Стив бы истек кровью. Да, все правильно. Но Дух все равно продолжал вспоминать, как легко нож Аркадия вошел в череп Зиллаха.
Где-то посреди болот Луизианы Стив попросил:
– Останови машину.
Дух съехал на обочину и заглушил двигатель. В тусклом свечении болота слезы в глазах у Стива блестели словно осколки горного хрусталя. Он прильнул к Духу, зарылся лицом ему в волосы, принялся слепо шарить руками ему по лицу, потом мертвой хваткой вцепился ему в футболку.
– Ты здесь, – шептал он. – Я знаю, ты здесь… я тебя чувствую… я слышу твой запах… ты никуда не уйдешь, ты всегда будешь рядом…
– Стив, – выдохнул Дух. – Стив…
Он не мог говорить. Просто держать друг друга в объятиях – этого было мало. Он опять пожалел о том, что нельзя соприкоснуться сердцами. Может быть, это бы стерло немного крови с их рук.
В Потерянной Миле никто не встретил их с удивлением, и это слегка озадачило Стива с Духом. Им было трудно свыкнуться с мыслью, что их не было в городе всего несколько дней. Терри сказал им, что Саймон Брансби был найден мертвым у себя в гостиной. В доме, продолжил Терри слегка смущенно, было полно всякой дряни. Кошачьи внутренности, замаринованные в формальдегиде, террариумы с совершенно бесноватыми жабами, которые бросались на стекла, словно нажравшиеся кислоты. Саймон умер от передозировки валиума, и все считали, что это было самоубийство – предположительно из-за того, что его единственная дочь наконец-то сбежала из дома.
Об Энн не было никаких известий, и лишь немногие люди в Потерянной Миле – Ар-Джей, Терри, Моника – кое-что знали о том, что с ней приключилось. Но и они не знали всей правды.
Они обнаружили, что даже перед лицом неизбывной боли, которая кажется невыносимой, даже перед лицом неизбывной боли, которая выжимает последнюю каплю крови из твоего истерзанного сердца и оставляет глубокие раны в твоем воспаленном сознании, жизнь все равно продолжается. И сама боль, казавшаяся неуемной, притупляется и отступает.
Стив вернулся на работу в музыкальный магазин, а в свободное время играл на гитаре как одержимый. Кинси Колибри пригласил его подработать барменом два раза в неделю. Иногда Стив кричал по ночам. И просыпался в слезах, разрывая руками темноту у себя перед лицом. Дух обнимал его и старался согреть – прогнать ледяной холод кошмарных снов.
Днем Дух бродил по городу, подбирая сухие листья и осколки цветного стекла, и беседовал со стариками, которые с наступлением зимы затащили свой шашечный столик в помещение скобяной лавки. Сначала они поддразнивали Духа насчет его нехороших предчувствий, когда он им сказал, будто что-то должно случиться, но потом прекратили смеяться – когда увидели его лицо.
Он поехал к мисс Катлин и рассказал ей все. Весь рассказ занял примерно час, и под конец этого часа Дух разрыдался. Мисс Катлин погладила его по руке и сказала слова, которые он знал, что она ему скажет: что она ему верит, верит каждому слову и что его бабушка гордилась бы им.
А потом она сказала еще одну вещь, которую он не знал:
– Этот Равентон был лгуном и шарлатаном.
– Что?
– Мята болотная, тысячелистник, вероника-поточник. – Мисс Катлин хлопнула в ладоши. – Все эти травы стимулируют сокращения матки, но даже все вместе они слишком слабые, чтобы добиться того результата, который был нужен вам. Девушка все равно умерла бы, Дух.
