– Браво! – громко захлопал в ладоши не на шутку развеселившийся хозяин.
Что интересно – на сей раз Мио Четвертый выглядел совершенно естественно. Или до этого он постоянно притворялся, или мое спонтанное решение пожертвовать собственным ухом вызвало в его извращенном сознании прилив светлых чувств.
– Ты себе мозги, случаем, не повредил? – Неожиданный вопрос Билли вывел меня из оцепенения, в котором я находился последние секунд тридцать.
– Уверенно сказать не могу, – честно признался я.
– Вот и мне кажется, если рукоятка ножа торчит из головы, а лезвия не видно, то мозги повреждены.
Чувствуя себя скорее испорченным автоматом, нежели живым человеком, я с трудом протянул руку к графину с вином и налил себе полный бокал. Затем судорожно его выпил – и только после всего этого осмелел настолько, что смог протянуть руку к тому месту, где находился нож.
Старый товарищ оказался прав. Из головы действительно торчала рукоятка ножа, а лезвие…
С ним возникали определенные проблемы, потому что я не чувствовал его ни в своей голове ни тем более в мозгах.
– …! – пораженный до глубины души, воскликнул я.
– То-то и оно, – сочувственно согласился Билли. – Самый что ни на есть настоящий …!
– А куда подевался нож? – спросил я, повернувшись всем телом к Мио Четвертому.
При этом я наверняка выглядел не намного лучше его любимой Ранвельтильской девственницы. И если еще не был пьян, то находился достаточно близко к этому состоянию.
– Попробуй угадать, – кокетливо предложил «милый весельчак».
Когда у вас из головы торчит рукоятка самого что ни на есть настоящего ножа, то игра в угадайку не доставляет такой радости, какую могла бы доставить при любом другом раскладе.
– Не могу. – Одной рукой я сделал неопределенный жест в воздухе, означающий нечто среднее между «как меня все достало» и «будьте вы прокляты», а второй попытался вытащить нож из головы.
Но выполнить задуманное не удалось – оружие застряло намертво.
– Могу дать небольшую подсказку.
– Согласен, – пьяно кивнул я, одновременно задействовав «Око скорпиона»[9], для того чтобы выявить смертельные точки ненавистного колдуна.
Я был уже в достаточной мере пьян, чтобы решиться на силовую акцию.
– Это д… – весело-игриво начал Мио.
Он мог быть каким угодно сильным волшебником, но смертельных точек у него было столько же, сколько и у обычного человека. И располагались они точно так же – голова, шея, сердце, брюшная полость.
– Де… – он все еще продолжал улыбаться, считая происходящее простой игрой и даже не подозревая, что я взял графин вовсе не случайно.
– Дев…
Нетвердой походкой я направился к ненавистному извращенцу, в одной руке сжимая увесистый хрустальный графин, а в другой – пустой фужер…
–
–
– Де-ве… – Мио Четвертый находился уже в полурывке от финишной черты, а его враг напряг руку, сжимающую оружие убийства, и…
– Де-ве-ствен-ница! – возбужденно произнес Билли, совершенно забывший, что мы находимся здесь не с целью решать шарады и отгадывать кроссворды, а для того…
– А вот и неправильно! Это не «девственница», а «девельтипированная пуливизация»!
При звуке этого страшного словосочетания перед моими глазами промелькнула ужасная картина сырых подземелий Цтинкла, замогильно кошмарный Антопц, облезло веселый Зоул и огромный голем, бьющий кувалдой по моей многострадальной голове.
Совершенно не удивительно, что калейдоскоп ужасов вывел меня из равновесия как в прямом, так и переносном смысле. Тело неожиданно повело в сторону, пол закачался, а перед глазами замельтешили самые что ни на есть натуральные цветные пятна. Графин, выскользнувший из ослабевшей руки, с пронзительным грохотом разбился об пол, а сам я со всего размаха рухнул к ногам Ранвельтильской девственницы.
Более глупого и постыдного фиаско невозможно было представить.
– Все пропало! – истерично воскликнул я, с трудом удерживаясь, чтобы не разрыдаться, при этом дурацкая рукоятка ножа по-прежнему торчала из моей несчастной головы. – Все безнадежно пропало!
Если бы я не был так мертвецки пьян, то последующие события наверняка поразили бы меня до глубины души. Но убойная доза алкоголя, игра в «русскую рулетку», неудавшееся покушение на жизнь Мио Четвертого, чудовищный стресс и упоминание о девельтипированной пуливизации сделали свое черное дело: я перестал удивляться чему бы то ни было.
И меня ничуть не взволновало то, что молчаливо-неподвижный манекен, именуемый Ранвельтильской