возможным. Если мы достигнем ее границ, Турция будет в нашей власти. Тогда русская проблема предстанет перед нами в ином свете… Неизвестно, понадобится ли тогда выступление против России с севера». Редер полагал, что, увидя себя полуокруженным, Советский Союз предпочтет войти в той или иной степени в германскую зону влияния, стать союзником Германии.
Гитлер согласился с «общим направлением» рассуждений Редера, но оставил последнее слово за собой. Многое будет зависеть от предстоящих встреч с Муссолини, Франко и Петэном.
Первая из этих встреч состоялась 23 октября в городе Хендей на франко-испанской границе. Риббентроп уже предупредил его, что встреча будет далеко не легкой. Высшие военные чины видели во Франко комическую фигуру, одержавшую победу над республиканцами только благодаря германской поддержке. Адмирал Канарис, имевший немалый испанский опыт, сказал Кейтелю, что Гитлер будет разочарован Франко, который «вовсе не герой, а маленькая сосиска».
Гитлер прибыл в Хендей на час раньше Франко, не знакомого с немецкой пунктуальностью. Во время осмотра испанской гвардии, приветствовавшей немцев, Кейтель отметил ее жалкий вид и ржавые штыки. Не было ли это сознательным трюком Франко? Испанский диктатор начал встречу чисто южными выражениями благодарности. Но речь шла уже не о гражданской войне и не о легионе «Кондор». В момент крушения Франции в июне 1940 года Франко поспешно уведомил Гитлера, что Испания готова вступить в войну. Гитлер тогда отказался от уже не нужной ему помощи. Эту помощь он хотел получить сейчас против Англии и в будущем против СССР.
Но Франко, цветистый в словах, поостыл в намерениях. Британия не была покорена, США выходили из изоляции, позиция СССР не была ясна. «Маленькая сосиска» слушал героические тирады Гитлера без всякого энтузиазма. Гитлер, в свою очередь, не ожидал увидеть каудильо таким невзрачным человечком. От Франко слышались одни жалобы — страна нуждается в экономической помощи, огромная линия морского побережья Испании безоружна перед британским флотом и т. п. Наибольшее раздражение фюрера вызвали слова Франко о том, что если Британские острова будут завоеваны, английское правительство и его флот начнут вести боевые действия из Канады, получая все большую поддержку Америки.
Зная «задолженность» Франко, Гитлер без околичностей предложил ему вступить в войну в январе 1941 года, но Франко проявил неожиданное упрямство, указывая на опасность скоропалительных действий. Гитлер настаивал на захвате Гибралтара 10 января 1941 года, он обещал помощь тех германских специалистов, которые только что сокрушили мощный бельгийский форт Эбен Эмаль с воздуха. Франко предпочел бы вернуть Гибралтар чисто испанскими силами. Вязкий разговор продолжался девять часов и истощил холерика Гитлера. Он возненавидел монотонный голос Франко. Теперь ясно, что Франко сознательно вел линию на определение того, чья же сторона побеждает. Гитлер чуть позднее сказал Муссолини, что скорее предпочел бы удалить себе три или четыре зуба, чем снова встретиться за столом с Франко. Он не сумел по-настоящему оказать давление на франкистскую Испанию и заручиться ее содействием в критический момент войны. Сыграла свою роль и привычная самонадеянность.
Оставив позади себя кошмар бессмысленных вежливых препирательств, так и не добившись согласия Франко на вступление в коалицию стран «оси», Гитлер уже не питал иллюзий. Неудача с Франко ослабляла притягательность средиземноморского варианта. Без Мадрида было сложно «замкнуть» британский флот в Средиземном море. Испанцы решили не искушать судьбу и дождаться более определенного развития событий. Задним числом Гитлер, возможно, сожалел, что сдержал испанцев в июне 1940 года. Риббентроп, обозвав Франко в присутствии своих подчиненных «неблагодарным трусом», последовал за фюрером.
Встреча Гитлера с Петэном в Монтуаре 24 октября была вторым туром попыток реализации средиземноморской стратегии. Глава вишийского режима думал о месте «новой» Франции в «новой» Европе. Пусть побежденная, но Франция по своим ресурсам способна быть главным партнером Германии в новом европейском порядке. Размышляя в таком духе, Петэн пришел к несколько более четкому, чем Франко, определению отношений с немцами.
Восьмидесятичетырехлетний Петэн выглядел достаточно бодро и встретил фюрера едва ли не как равный равного. Основной соблазн аргументов Гитлера заключался в следующем: «Очевидно, что кто-то должен платить за проигранную войну. Это должна быть либо Франция, либо Англия. Если бремя падет на Англию, тогда Франция займет в Европе подобающее ей место и полностью сохранит свое положение колониальной державы».
Петэн был достаточно уклончив:
«Моя страна слишком пострадала морально и материально, чтобы вступить в новый конфликт». Тогда, сказал Гитлер, «она потеряет свою колониальную империю в конце данной войны и будет нести последствия поражения наравне с Англией». — «Время репрессий не может длиться долго», — прозрачно намекнул Петэн на Версальский мир.
Вне себя от комментариев маршала, Гитлер вскричал: «Я не Хочу репрессий. Я хочу мира, основанного на взаимном согласии, гарантирующего покой в Европе на несколько столетий. Я не смогу этого осуществить, если Франция не решится помочь мне сокрушить Британию».
Петэн пошел на заключение с Гитлером соглашения, в котором, в частности, говорилось: «Державы «оси» и Франция имеют идентичные интересы в нанесении поражения Англии как можно скорее. Французское правительство будет поддерживать, в пределах своих возможностей, меры стран «оси», предпринимаемые для достижения этой цели». Пока еще не было известно, в какой мере и как будет вишистская Франция помогать нацистской Германии. Обе стороны решили держать свое соглашение в абсолютном секрете.
Был ли Гитлер доволен сделкой в Монтуаре? Едва ли. Потрясенная Франция, только что воевавшая с Германией, вряд ли могла стать надежным союзником. Разгром ее сил, своего рода национальный ступор, лишал ее привлекательности как военного союзника, деморализация грозила превратить такого союзника в бремя, а не в часть гитлеровской машины. Всю дорогу после Хендея и Монтуара Гитлер был мрачен. Во Флоренции 28 октября его ждал Муссолини.
С Муссолини у Гитлера возникли проблемы на Балканах. Дуче тоже желал опекать «латинскую сестру» Румынию, интересовали его и нелатинские балканские страны. Еще в середине августа 1940 года Гитлер предостерегал Муссолини против авантюр в отношении Греции и Югославии. Зять Муссолини Чиано записал в дневнике 17 августа: «Это было похоже на приказ стоять в строю». Но Муссолини боялся опоздать при разделе Европы. Вопреки совету Берлина, он решился на нападение на Грецию. Муссолини лично сообщил новость прибывшему во Флоренцию Гитлеру: «Фюрер, мы на марше! Победоносные итальянские войска пересекли греко-албанскую границу сегодня на рассвете!» Мало что могло так вывести Гитлера из себя, как этот сюрприз итальянского союзника. Его стратегической задачей было перерезать сонную артерию Британской империи в районе Суэца и создать плацдарм для нападения на СССР с юга, а не захватывать небольшое балканское королевство, где успех итальянцев был еще проблематичен. По существу оказалось, что Гитлер опоздал на встречу с Муссолини. Но, как свидетельствует переводчик Шмидт, он постарался сдержать свой гнев: «После полудня он испытал разочарование — в Хендее, Монтуаре и теперь в Италии. В долгие зимние вечера следующих нескольких лет эти продолжительные и утомительные поездки были постоянной темой его горьких упреков в отношении неблагодарных и ненадежных друзей».
Южный вариант «удушения» Британской империи не получался. Выход в Турцию отдалялся еще более. Своего рода удовлетворение фюрер получил от сокрушительного поражения итальянцев. Их наступление против Греции продолжалось всего неделю, затем греки обратили их в бегство. Гитлер больше думал не о союзниках-итальянцах, а об оставшихся шансах реализовать свою средиземноморскую стратегию. Его волновало фактическое усиление англичан на пути к Турции — их десант на Крите и Лемносе, откуда англичане могли бомбить румынские нефтяные месторождения.
Именно для получения стратегически важных позиций в восточном Средиземноморье, а не для спасения чести незадачливого союзника Гитлер решил бросить вермахт в этот регион. Четвертого ноября он вызвал к себе руководителей главного командования вермахта Кейтеля и Йодля и главных теоретиков армейского штаба Браухича и Гальдера. Гитлер, как следует из записей их бесед, еще не отказался от идей, обсуждавшихся ранее с Редером, он еще верил, что Германия сможет задушить двух главных своих противников (ведущую с ней войну Британию и потенциального противника — Россию) посредством решающего закрепления Германии в Средиземноморье с выходом с юга к Кавказу.
