поклонник Валевской вскоре после падения Наполеона займет главное место в ее жизни и сердце. Так что стоит присмотреться к нему поближе.
Дивизионный генерал граф Филипп-Антуан д'Орнано, командующий императорскими кирасирами, всего лишь на два года старше Марии, но биография у него богатая. Он из старинного корсиканского рода, который, как и Валевские, считает себя в родстве с римским родом Колонна. Род Орнано – клан военных, за триста лет они дали французской армии трех маршалов и пять генералов. Филипп-Антуан через свою мать Изабеллу Бонапарт находится в близком родстве с императором. Верный родовой традиции, он уже имеет на своем счету ряд блистательных военных подвигов, особенно в испанской и русской кампаниях. В битве под Москвой он прославился, отбив атаку десяти тысяч казаков атамана Платова. Поляки знают Орнано еще по Сан-Доминго, где он служил адъютантом генерала Леклерка и приобрел знаменитость как, пожалуй, единственный офицер во всей экспедиции, которому удалось не пострадать от желтой лихорадки. Следует добавить, что тридцатилетний генерал Орнано принадлежит к самым красивым и блистательным французским кавалеристам и чго с первой встречи с Валевской он влюблен в нее по уши.
В книге «Жизнь и любовь Марии Валевской» правнук генерала приводит несколько его писем. Первое обозначено 2 мая 1813 года, стало быть, относится к первой фазе саксонской кампании. Орнано сообщает в нем Валевской о военных событиях, о смерти маршала Бессьера в битве под Лютценом, об отступлении корпуса Понятовского из Кракова, о своем назначении командующим гвардейской кавалерии (вместо Бессьера).[15] Письмо выражает глубокое чувство к адресату. Генерал называет Марию «своей драгоценной подругой», растроганно вспоминает дни, проведенные вместе в Париже, заверяет, что ни на минуту не перестает о ней думать. «Смотрю на часы, – пишет он, – и говорю себе: сейчас она смотрит, как купают Александра, а сейчас ее нет дома… в это время она, наверное, у мадам X. или у мадам У., а сейчас собирается в театр». Письмо подписано не именем генерала, не его именами, данными при крещении, а именем «Огюст», потому что так называла друга Валевская, «руководствуясь трудно объяснимым капризом». Генерал, верный своей большой любви, сохранил это имя до конца жизни; после смерти любимой женщины он подписывался так даже на официальных документах.
Мария ответила на письмо только 20 июня 1813 года. Вот заключительный отрывок ответа:
Нет, дорогой Огюст… я не собираюсь с визитом к мадам X. и не вспоминаю наших вечеров в театрах, ни наших ужинов у Бери. Те дни дороги мне, потому что позволили узнать и оценить Вас, но я не жалею, что они миновали. Никто не заставляет меня отрекаться от житейских удовольствий потому лишь, что моя родина и мои близкие страдают, но у меня нет сил смеяться и развлекаться в эти грустные времена. Если случится, что великий господин вспомнит мое имя, уверьте его, пожалуйста, в моем неизменном почтении. Благодарю Вас за письмо, которое доставило мне удовольствие. Очень приятно также, что я могу послать этот запоздалый ответ. Скоро уеду куда-нибудь на воды, наверное, в Спа. А потом куда-нибудь в путешествие, когда вернусь в Париж – не знаю.
Из книги графа Орнано следует, что пани Валевская находилась в Спа несколько месяцев. Там дошло до нее известие о гибели князя Юзефа Понятовского под Лейпцигом и об отходе французских войск за Рейн. Сразу же после этих печальных известий она вернулась в Париж.
Последнюю фазу войны она провела в столице. Две краткие заметки из ее воспоминаний, приведенные в книге «Мария Валевская – польская супруга Наполеона», как будто заключают этот период в скобки.
25 января 1814 года Мария записала:
«Император уезжает, чтобы принять командование над армиями, которые защищают страну от вторжения. Не могла решиться проститься с ним. Обратил ли он на это внимание? С нервами у меня очень плохо…»
И спустя два месяца – накануне битвы за Париж:
«Римский король[16] и императрица с довольно большой свитой уехали к месту назначения, пока что неизвестного. Я смешалась с толпой любопытных и хорошо видела, как малютка садился в карету. Храни его бог, дай ему вернуться как можно скорее».
Между этими заметками – несколько документов, связанных с имущественными интересами маленького Александра, несомненно подлинных, проверенных историками. После измены Иоахима Мюрата, неаполитанского короля, под угрозой оказался майорат Валевских. Но император проявил удивительную заботу о материальном благополучии своего внебрачного сына. Несмотря на все военные неудачи, он не забыл приказать Буйери, генеральному казначею Империи, чтобы тот на всякий случай установил для Александра новую ренту в 50 000 франков, обеспеченную государственным достоянием Франции. Впоследствии он засыпает генерального казначея требованиями ускорить это дело, отправляя их с биваков. Он упрекает Буйери, что составляющие главную часть ренты акции французских каналов до сих под не изъяты из обращения, что оставшаяся часть пожалования до сих пор не вписана в «Большую книгу» государственных обязательств. Одновременно он приказывает купить для Александра за 137 500 франков особняк на улице Виктуар, № 48. В самый напряженный момент войны, в перерыве между сражениями под Бриенном и Шампобером, он собственноручно пишет генеральному казначею:
…Я получил ваше письмо касательно молодого Валевского. Представляю вам действовать самостоятельно. Прошу сделать что положено, но сделать это немедленно. Меня интересует прежде всего ребенок, а мать потом.
Ножам, 8 февраля (1814)
Последняя фраза, видимо, должна была отвести от императора подозрения в том, что он в самые тяжкие моменты войны занимался любовницей. Но эта формальная оговорка никак не ущемляла Валевской. Ее имущественные интересы были застрахованы столь же предусмотрительно, как при первом пожаловании.
Наступают последние дни Империи: капитуляция Парижа, отречение Наполеона. Драматическая ночь в Фонтенебло с 12 на 13 апреля. Мы знаем о ней по французским мемуарам и по изданной 1968 году в Париже книге Андре Кастелло «Наполеон». Поверженный император переживает тягчайшее поражение почти в полном одиночестве. Императрица Мария-Луиза бежала с наследником в Блуа, сановники и придворные покинули двор, который перестал быть двором. Подле лишившегося трона повелителя остались лишь немногочисленные слуги, врач, доктор Юван и «вернейший из верных» – генерал Коленкур, герцог Виченцский. Из Парижа приходят вести о восторженной встрече, которую подготовила столица возвращающимся Бурбонам. От Марии-Луизы нет писем, Наполеон догадывается, что жена и сын – пленники Австрии. «Жизнь стала для меня невыносимой, – жалуется он Коленкуру, – невыносимой!»
В три часа ночи будят герцога Виченцского: император зовет его к себе как можно скорее! Генерал бежит в комнату Наполеона и застает его в постели. Лицо императора искажено, черты искривлены страданием, тело сотрясают страшные конвульсии. Он сообщает Коленкуру, что решил покончить с собой и принял яд, который носил при себе со времени битвы под Малоярославцем, где он чуть не попал в плен к
