Валевских был расторгнут по причине «принуждения, оказанного матерью и братом Юзефом». Известно, что принуждение тем убедительнее, чем моложе его жертва. Может быть, в ходе процесса изменена ex post дата бракосочетания – на два года раньше. В бракоразводных процессах часто имеют место чудеса, особенно когда в судебном зале ощущается духовное присутствие столь могущественных покровителей, как в случае с Валевской. Но если так было на самом деле, если бракосочетание Валевской состоялось действительно не в 1803 году, а на стыке 1804–1805 годов, то нужно эту дату сопоставить с другой, также установленной Мауерсбергером, но уже не вызывающей никаких сомнений, так как выяснена она на основании метрических записей, – с датой рождения сына Валевской: Антония Базыля Рудольфа. А этот первый ее сын появился на свет 13 июня 1805 года, то есть спустя шесть месяцев (самое большее) после даты бракосочетания, которая приводится в переписке, имеющейся в книге графа Орнано.
Встав на путь головоломной гипотезы, надо ее последовательно развивать дальше, хотя бы против этого бунтовало все существо самого биографа. А опасная гипотеза притягивает, как магнит, различные с виду незначительные детали, которые сразу же приобретают значение и начинают ее подкреплять. Тут же вспоминается, что в 1807 году в сплетничающем варшавском «свете» передавали доверительно, будто в семье Лончиньских «не блюли заповедей» и что «Наполеон был последним любовником Валевской, а не первым». Новый смысл начинает усматривать биограф в фактах, мимо которых доселе спокойно проходил, как, например, «тяжелое семейное положение» Марии после ее возвращения из монастыря или «тяжкая легочная болезнь» перед самым бракосочетанием. Начинает лезть в глаза исследователя-детектива иностранное имя «Рудольф», повторяющееся у двух сыновей Марии: Антония Базыля Рудольфа Валевского и сына от второго брака Рудольфа Огюста Орнано, поскольку это имя до этого никогда не фигурировало ни в роду Валевских, ни в роду Орнано. Но над всем этим доминирует самый главный вопрос: почему молоденькую Марысю Лончиньскую заставили выйти за шестидесятилетнего камергера Валевского?
Во всех французских и польских биографиях Валевской, черпающих сведения из ее воспоминаний, подчеркивается с особенным старанием тяжелое материальное положение обедневших владельцев Кернози и огромное состояние камергера Валевского. Именно это приводится в качестве основного объяснения столь явного возрастного несоответствия супругов. Но безжалостные документы представляют это дело в несколько ином свете. Сохранившиеся ипотечные книги показывают, что владения Лончиньских, состоящие из Кернози и деревень Керноска, Соколов и Чернев, оценивались в 1806 году в 760 000 флоринов. Весьма значительная сумма по тем временам. Причем это были благополучные владения, в минимальной степени отягощенные долгами. Мария принесла мужу в приданое 100000 флоринов наличными. Стало быть, Валевский со своими обширными, но заложенными латифундиями был для Лончиньских не бог весть какой партией. Разумеется, в игру могли входить честолюбивые соображения. Широко разветвленный род Валевских насчитывал целых шестнадцать сенаторов и был связан с самой знатной польской аристократией: Фирлеями, Конецпольскими, Ланцкороньскими. Но и Лончиньские были не гольтепа. Следует напомнить, что уже двоюродный дед Марии получил в 1788 году графский титул от германского императора, тогда как первый из Валевских стал графом только лет сорок спустя – по милости царя Николая I.
А может, все было совсем не так, как мы считали раньше? Может быть, это не старый богач купил себе молоденькую, бедную девушку, а наоборот: молодой, состоятельной девице, которой по каким-то причинам
Признаюсь, я выдвигаю эту гипотезу без особой убежденности и с тяжким сердцем, потому что мне самому не нравится, когда из-за розовой романтической сказки вылезает грубая жизнь. Но пока бумаги Валевской прячут от исследователей, будет открыто поле для любых гипотез – даже самых фривольных.
Есть в письме Марии еще одна деталь, вызывающая самые оправданные сомнения. В качестве главы семьи, заменяющего покойного отца, называется там Теодор Лончиньский. Из дальнейшего рассказа Орнано мы узнаем, что этот брат Марии в 1804 году находился в Париже. И оба эти сведения не выглядят правдивыми.
Главой семьи был двадцатисемилетний Бенедикт Юзеф Лончиньский, который, как видно по документам, в 1803 году получил «абшит»[5] из легионов Домбровского и в 1804 году мог еще находиться в Париже. Зато уж никак не мог быть в Париже восемнадцатилетннй Теодор Лончиньский, так как в это время он служил в прусской армии (отставку из этой армии в чине лейтенанта он получил только в 1806 году).
Почему же вместо Бенедикта Юзефа в письме подставили Теодора Юзефа Марцина, кто это сделал? Даже если у Марии был комплекс на почве старшего брата, трудно допустить, чтобы она сознательно искажала старые письма. Исправления эти мог сделать только один Филипп Орнано – и не обязательно злоумышленно. Я усматриваю в этом скорее еще одно проявление бесцеремонности, с которой этот правнук-биограф «упорядочивал» прабабкино жизнеописание. Бенедикта Юзефа Лончиньского в семье и вне семьи звали просто Юзефом. Это же имя фигурирует в персоналиях Теодора, в чем граф Орнано имел возможность убедиться, изучая его надгробие в Кернозе. О существовании Бенедикта Юзефа он наверняка вообще не слыхал, поскольку Мария, как я уже отмечал в воспоминаниях и других личных бумагах, писала исключительно о Теодоре. И потому, наткнувшись в старом письме на имя «Юзеф», он мог без всяких колебаний и злого умысла переправить его на «Теодор».
Разумеется, все эти гипотезы не имели бы никакого значения, если бы приведенное выше письмо Марии Лончиньской было с начала до конца выдумано правнуком. Но такой возможности я не допускаю по двум причинам: во-первых, как я уже говорил, стилистика и содержание решительно отличаются от остальной книги, во-вторых, надо же держаться в границах какого-то правдоподобия. Правнук-биограф мог «беллетризовать» и «украшать» биографию прабабушки, мог даже затушевывать или переиначивать какие-то детали в документальном материале, но просто невероятно – располагая ценным историческим архивом, заменять все это плодами собственной фантазии.
И тем не менее оказывается, что при работе над биографией Марии Лончиньской, в замужестве Валевской, нельзя руководствоваться принципом «правдоподобия».
Я только что на глазах читателей произвел детальный анализ письма, которое правнук опубликовал в своем биографическом труде в качестве достоверного документа, взятого из семейного архива. Исходя из даты письма, а вернее из сопоставления этой даты с датой рождения Антония Базыля Рудольфа Валевского, я допустил рискованную, но вполне логичную гипотезу о том, что первородный сын Марии для законного сына родился несколько рановато. Гипотеза эта дала мне возможность обосновать возрастной мезальянс. И вот теперь все это трудолюбивое и хорошо пригнанное сооружение из биографических предположений и выводов я должен сам же и разрушить. Потому что в мои руки попала вторая книга графа Орнано «Marie Walewska – I'epouse polonaise de Napoleon» – «Мария Валевская польская супруга Наполеона». Это французский вариант того же самого биографического романа, изданный четыре года спустя… и «дополненный».
Новый вариант несколько отличается по стилю от первоначального, но содержит те же самые
