проснувшись однажды утром, увидел, что она сидит у его постели. На ней было уже не яркое платье, а обычный серый костюм, и вообще она выглядела более земной, чем ему представлялось раньше. Он лежал и смотрел, как она вынимает из дорожной сумки и раскладывает по его шкафам и ящикам все свои женские вещички; она принесла с собой много полевых цветов, которые, должно быть, собрала по дороге, и он улыбался, глядя, как она перебирает их ловкими пальцами и ставит в вазу на письменном столе.
– Какой у тебя беспорядок, – сказала она и стала вытирать пыль, сложив стопкой на полке все его книги и бумаги.
– Не трогай их, – сказал он, – это моя работа.
– У тебя не должно быть никакой работы, кроме меня, – ответила она. Несколько минут он лежал молча, размышляя над ее словами.
– Да, но я же должен зарабатывать деньги,– сказал он наконец,– я не могу жить одной тобой.
– Деньги! – презрительно повторила она. – Какое мне дело до твоих денег! Если я останусь с тобой, ты будешь давать мне все, что мне нужно.
– Так ты обещаешь остаться со мной навсегда? – спросил он и тут же пожалел об этом, ибо хорошо знал, что после такого вопроса она может уйти.
Но она лишь снисходительно рассмеялась.
– Да, обещаю, – сказала она, – обещаю остаться с тобой на всю твою жизнь, и на вечность в придачу. И между прочим, я уже здесь! Сейчас. А ну-ка вставай!
– Подожди немного, – сказал он. – Время терпит, у нас его довольно. Подойди сюда и расскажи мне о себе. Где и с кем ты была все это время? У тебя были другие мужчины?
– Глупый вопрос, любимый, – сказала она и присела на край его постели. – Разумеется, у меня никогда не было и не будет никого, кроме тебя. Ты доволен? Обними же меня, посмотри мне в глаза.
Но ее озорные серые глаза говорили ему:
«Что бы мы с тобой, дружок, делали, если б у меня не было других?»
Он понял это, и она показалась ему еще красивее и умнее; в нем уже начала просыпаться ревность. Они долго смотрели друг другу в глаза, выжидая, кто первый не выдержит и опустит взгляд.
«Я сильнее,– говорили его глаза, – никто не знает тебя так, как я».
«Докажи!» – отвечали ее глаза.
Он вскочил с постели и стал искать клочки бумаги, на которых писал о ней. Это заняло много времени, так как бумажки были рассованы по разным карманам. Наконец он собрал их и положил ей на колени.
– Прочти это,– сказал он.
Она углубилась в чтение, а он напряженно вглядывался в ее лицо: она часто улыбалась, покачивая головой, но иногда вдруг становилась серьезной. Окончив чтение, она некоторое время сидела молча, собираясь с мыслями.
– Кое-что здесь верно,– сказала она,– кое-что нет. В твоих записях больше смысла, чем я думала. Но это далеко не вся правда.
– Что же тогда вся правда? – спросил он.
– Ты не решишься выслушать ее, – отвечала она.
– Нет, я хочу знать все, – сказал он. – Расскажи мне всю правду.
– Тогда обещай не прерывать меня.
– Обещаю, – сказал он. – А теперь рассказывай.
Сперва он лежал спокойно и улыбался, слушая ее рассказ, но вскоре уже с трудом сдерживался, чтобы не прервать ее. Невозможно, чтобы все, что она говорила, было правдой, она не такая, это не вязалось с ее лицом, голосом, со всем ее существом. Его охватило чувство глубокого отчаяния, и он отвернулся, чтобы скрыть слезы. Потом отчаяние перешло в слепое бешенство, от ненависти к ней он сжимал кулаки: когда она кончит свой рассказ, он палкой выгонит ее из своего дома и никогда больше не увидит. Однако вскоре ярость остыла, и в нем не осталось ничего, кроме безразличия и презрения: почему бы не относиться к ней как к обычной потаскухе? Таковы мужчины и женщины, таков и он сам. Да, таковы все люди. Но, продолжая вслушиваться в ее мелодичный голос, прерываемый короткими лукавыми паузами, он преисполнился изумления и вновь взглянул на нее. И едва не рассмеялся с облегчением, ибо лишь теперь понял, о чем она говорила, и осознал, что это-то и есть настоящая правда. Он сам ошибся: думал, что правда едина, а она, оказывается, многолика. Он думал, что она постоянна и неизменна, а она – мимолетна, как мираж. Он думал, что правда бывает либо белой, либо черной, но она не сводилась к какому-то одному цвету. Она сияла и переливалась, как радуга.
Ее рассказ был бесконечен. И когда она замолчала, в наступившей тишине все еще продолжалось его плавное течение. Они взглянули друг на друга и от души рассмеялись.
– Видимо, – сказал он, – я не должен принимать все так уж всерьез.
– Долго ж ты не мог этого понять, – отвечала она.
– Скорей! – вскричал он, вскакивая с кровати. – Надо все, все записать, пока мы не забыли. Ты должна мне помочь.
Он сел за письменный стол, и рука его заскользила по бумаге. Но девушка зевнула и потянулась, казалось, все это ей уже начало надоедать.
– У меня нет времени, – сказала она. – Мне надо в город за покупками.
Он удивленно повернулся на стуле: она стояла перед зеркалом и надевала шляпку.
– Я должна сходить на примерку,– объяснила она, не глядя на него. – Кроме того, я записана к парикмахеру. Мне хочется перекрасить волосы…
