Эстебанус говорил так убежденно, так великолепно держался, что не только слушатели, но даже он сам начинал себе верить. Но тут из самого темного угла зала поднялась уродливая, горбатая фигура в плаще с капюшоном эльфийского покроя, но непривычного болотного цвета.
— Не обманывайте себя, почтенный Эстебанус. Дела наши не просто плохи — они почти безнадежны. Это катастрофа, коллеги!
Председатель вздрогнул, будто от удара, резко обернулся на голос.
— Коллега Оберон?! Не знал, что вы здесь!
— Разумеется! — насмешливо кивнул король Чернолесья. — Я понимаю, что у председателя в наше непростое время так много других забот, что он просто не в состоянии лично оповестить каждого о предстоящем сборе. Недолго кого-то и пропустить, при такой-то загруженности работой. Поэтому я позволил себе явиться без приглашения. Прошу прощения, почтеннейший коллега Эстебанус!
По залу пронесся недовольный шепот. Не пригласить на заседание Коллегии самого Оберона! Неслыханно! Естественно, о простой оплошности тут и речи не идет. Это могло быть сделано только умышленно. 'Не слишком ли много стал позволять себе коллега Эстебанус?! — думал каждый. — Сейчас он обошел вниманием старейшего и сильнейшего члена Коллегии, а чего ему захочется в следующий раз? Вершить судьбы Мира в одиночку, ни с кем не советуясь?' Вот о чем беспокоились в эту минуту великие маги. А следовало бы совсем о другом!
В речи Оберона не было эльфийской цветистости. Он говорил кратко и безжалостно. Мага внимали суровым словам его, притихшие, будто школяры. Они знали — коллега Оберон способен видеть Истину.
— Нет на свете сил страшнее, чем идея, подкрепленная безоглядной верой. Они способны править народами и обращать в прах миры, созидать и разрушать, рождать и убивать. Ни магия, ни оружие не властны над ними. Идею может побороть только время или другая идея, еще более фанатичная и жестокая. Веру одолеет другая вера. Но времени у Староземья нет — уже пущен в ход Черный камень Ло. Другой идеи — тоже. Богам до бед смертных дела нет — на их помощь не приходится рассчитывать. Одна надежда осталась у этого мира — восемь Стражей Судьбы и те, кто идут с ними…
— Стражи… стражи… — Маг Франгарон поморщился, будто пытаясь вспомнить что-то неприятное. — Я полагаю, речь идет о тех разнузданных юных созданиях, что приняли некоторое участие в борьбе с некромантом? Кансалонские наемники, так, кажется?
— Стражи, — поправил Оберон. — Их следует называть так.
— Призовите же их! — воскликнул маг Риил. Он был молод, любил свой мир и не желал его гибели. — Почему мы медлим?!
Оберон вздохнул и выразительно посмотрел на Франгарона.
— Легко сказать — призовите! Боюсь, после того, как с ними обошлись в прошлый раз, они просто пошлют нас куда подальше!
Маги переглянулись. Очень уж непривычно было слышать грязную простонародную речь из уст благородного эльфа.
— Коллега! Фи! Я попросил бы вас выбирать выражения! Мы ведь не на рыночной площади! — возмутился председатель.
По прекрасному лицу эльфийского мага, так дико контрастирующему с уродливым телом, скользнула ироничная усмешка.
— Простите, что оскорбил ваш утонченный слух, коллеги, но я лишь назвал вещи своими именами. Нас именно пошлют подальше, и это в лучшем случае. В худшем — будет уточнен конечный пункт. Видите ли, почтенные, я лично знаком с этими милыми созданиями и хорошо представляю себе их манеры и убеждения… Единственный из нашего круга, кто мог бы повлиять на них, это коллега Перегрин из Уэллендорфского университета. Другого они не станут слушать.
— Полагаете, с нами согласится сотрудничать коллега Перегрин? После того как мы обошлись с ним? После подлого ареста и заключения в крепость? — У Телиора нашелся новый повод для злорадства.
— Я рассчитываю его уговорить, — отвечал Оберон смиренно.
— Прежде его надо найти! Он по сей день в бегах.
— Я постараюсь! — пообещал лесной король.
Мы на подходе к Эрринору — остался день-другой. Несчастье постигло меня, едва мы отдалились от Конвелла. Нашего
Вообще, вся последняя неделя выдалась на редкость неудачной. В Уэллендорфе начался практикум по вызову демонов (в этом году позже обычного). Профессора Перегрина замещает Уайзер. Скажем так, от наших ночных встреч мы оба не в восторге. Перегрину я тоже время от времени попадался, но он умел что-то перестроить в пентаграмме и переключиться на других демонов. А этому квалификации не хватает, вот он и таскает меня туда-сюда, хоть ты тресни! И сам же ругается, будто я виноват.
И я тоже хорош — всю неделю стеснялся признаться нашим, как 'весело' провожу время по ночам. Только позавчера не выдержал и пожаловался. Давно надо было это сделать! Черные колдуны обращаются с демонами куда более ловко, чем маги. Балдур тут же, прямо на снегу, начертил пентаграмму, призвал какую-то упитанную небритую тварь, бранившуюся на языке латен, и поручил ей являться на зов вместо меня. Она, вернее, он тоже не обрадовался, но противиться воле Балдура не мог. Уважаю черных колдунов!
Дни, в отличие от ночей, были спокойными. На нас ни разу никто не напал, нежить не беспокоила. Упыри не в счет. В Эрринорских землях их всегда было полно — печальное наследие старых магических войн. Скоро весна, они начинают понемногу вылезать. Но Балдур умеет их отваживать.
Чернилами я разжился утром, в Генге. Городок так похож на Буккен, что Ильза даже испугалась, решила, что мы сбились с пути. В Генге внешне все спокойно, только очень много белых ряс. На всякий случай мы напялили свои. Горожане кланялись нам весьма любезно, и чернила продали с большой скидкой, почти даром. Отличные чернила делают в этих краях! Уэллендорфским до них далеко. Если мир уцелеет, стану их всегда покупать…
Идиот! Почему я не узнал, какое нынче число, будучи в Генге?!
Мы в Эрриноре. Неплохой город, большой. Чем-то напоминает Дрейд, только моря нет.
Мы так и ходим в белых рясах — в них нам всюду двери открыты. В городе царит странное, истерично-благостное настроение, нечто похожее мы наблюдали в Буккене. Все счастливы, все радостны, все друг друга любят. Но пока никого не жгут — и на том спасибо. Что Балдур — черный колдун, не замечают, хотя мы прошли мимо нескольких жрецов братства и даже раскланялись с ними.
Отличить жреца от простого брата очень легко. Последние надевают короткие и просторные рясы прямо поверх повседневной одежды, как плащ или накидку. Жрецы одеты в белое с ног до головы. У них даже шапки белые. Дурацкий фасон — больше всего напоминает младенческий чепчик с рогами. Один рог на лбу, другой на темени, концы их загнуты и обращены друг к другу. А под подбородком — завязочки бантиком! Удивительно, как им, жрецам, удается сохранять столь важный вид в таком нелепом наряде? Неужели сами не понимают, как смешно выглядят?
