– Чего же ты тогда хочешь?
– А ты не знаешь? – игриво поинтересовался Джон.
Тэсс задумчиво покачала головой.
– Я хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы мы жили долго и счастливо и – как там дальше? – умерли в один день, – улыбнулся Джон. Он торжествовал.
Тэсс так резко поставила чашку на стол, что та жалобно и растерянно звякнула о блюдце. Ей показалось, что пол под ногами покачнулся, стал вращаться и самым предательским образом норовит увернуться куда-то в сторону. Слова Джона прозвучали внезапно, ошеломляюще, пугающе и в то же время нелепо. Нечто подобное Тэсс ощутила бы, если бы где-то на вечеринке вдруг услышала треск разрываемой ткани и поняла, что это ее платье рвется, быстро, неизбежно, снизу доверху, и сделать ничего нельзя.
Мысли беспорядочно метались в голове. Тэсс лихорадило от отчаяния. Это было отчаяние человека, которому вдруг милосердно указали выход из лабиринта, где он блуждал в абсолютной темноте, и тут – злая шутка судьбы! – стена лабиринта рушится и выход, тот самый, что еще минуту назад был виден, откуда сочился свет и тек свежий воздух, превращается в тупик. И нет большей безнадежности, чем та, что возникает, когда угасает ярко вспыхнувшая на миг последняя надежда.
Тэсс сначала долго всматривалась в доброжелательное лицо Джона – доброжелательное в той манере, какая бывает у людей, уверенных в своем успехе и наслаждающихся им. Не смогла вынести – отвернулась.
Набрала воздуху в легкие.
Джон подошел неслышно, встал сзади. Обнял за плечи – крепко, как раньше. Теплые руки легли будто даже требовательно. Пальцы слегка дрожали.
Джон осторожно дотронулся губами до волос Тэсс. Его горячее дыхание скользнуло по уху, по щеке. Тэсс вздрогнула. На нее накатило чувство беспомощности. Память тела… Не зря говорят, что связь между мужчиной и женщиной, которые были близки, никогда не рвется до конца, что бы ни произошло потом. Тело Тэсс мгновенно вспомнило такие обыкновенные ласки Джона. Его руки медленно скользили вверх и вниз по плечам, задерживаясь ненадолго на сгибах локтей. Тэсс знала, что должно произойти дальше: сейчас он медленно повернет ее к себе лицом и поцелует – сначала в уголок рта, потом в губы и нужно будет закрыть глаза…
– Нет. – Тэсс сказала это как-то быстро, но твердо. Есть Грегори. Она любит его. Поэтому она не может позволить другому мужчине прикасаться к себе. И ни о какой памяти тела речь не идет.
Джон опустил руки, спрятал их в карманы.
– Извини, малышка, я не хотел торопиться, так получилось. Не обижайся.
Тэсс стояла, низко опустив голову.
– Нет, вижу, что обиделась. Ну ладно. Знаешь, я даже не хочу, чтобы ты давала мне ответ прямо сейчас, в таком взвинченном состоянии. Успокойся, обдумай хорошенько. Я действительно хочу, чтобы ты стала моей женой. Я тебе тоже не чужой. Так что взвесь: свобода в этой квартире среди своих книжек или все же я и наша счастливая жизнь в «Белой долине». Я уверен, что ты сделаешь правильный выбор, милая. – Джон использовал один из самых действенных приемов в общении с Тэсс: обрисовать ситуацию, подсказать выход и оставить ее одну на какое-то время. Все равно все ее мысли будут вертеться вокруг того, что ей предложили.
Машинальным жестом Тэсс провела ладонью по лицу, будто хотела стереть след от поцелуя.
Мысли о том, что Джону просто, во-первых, не хотелось съезжать с накатанной жизненной колеи и отказываться от давно запланированного события, а во-вторых, было задето его мужское самолюбие («Это же моя женщина!..»), Тэсс так и не пришли в голову. Она ведь никогда не занималась изучением психологии Джона, таким поверхностным и простым он ей казался, что вроде бы и размышлять не над чем. К тому же вычленять в поведении людей какие-то стереотипы и потом анализировать совершенные и возможные их поступки Тэсс не умела. Ну не было у нее стратегического мышления. Вот из-за его отсутствия она и мучилась сейчас: не могла найти ответ на вопрос: зачем? А еще страдала внутренне от того, что не отказала сразу, что не хватило смелости и решимости сразу отрезать этот выход. Потому что это все же выход. Для Грегори, который любит «Белую долину». Ведь можно потом и на развод подать… Лишь бы Грегори мог остаться дома!
И тогда Тэсс представляла себе глаза Грегори, которому сообщает о своем замужестве… И знала, что она ему в тысячу раз дороже дома. Но у нее был шанс подарить ему этот дом, который он готов был потерять ради нее!
Опустившись на пол прямо у окна, Тэсс плакала от сознания собственного бессилия, от отчаяния, от глухой ненависти к Джону, который заставил ее хотя бы на мгновение всерьез подумать о браке с ним.
Что же нам делать?!
Излишне громкая трель телефона прозвучала, как, впрочем, почти всегда, некстати. Тэсс сначала решила не подходить, подумав, что может звонить Джон. С другой стороны, он ведь только что ушел. Споткнувшись о выдвинутый табурет, Тэсс прошла в комнату, попутно растирая по щекам слезы, как будто на другом конце провода ее могли увидеть! Влажной рукой взяла трубку, произнесла надорванно:
– Алло!
– Мисс Гринхилл, дорогая, здравствуйте! – почти пропел в трубку мистер Барри, редактор.
При звуках его голоса Тэсс поморщилась, как от внезапного приступа мигрени. Роман, черт бы его подрал! Ведь я не написала ни страницы… Еще не хватало работу потерять!
– Здравствуйте, мистер Барри, – произнесла Тэсс.
– Как поживаете, мисс Гринхилл? – Удивительно, но Барри, достаточно внимательный человек, кажется, на этот раз совсем не уловил тихого всхлипа, когда Тэсс только сняла трубку, и не озаботился по поводу ее «убитого» тона.
– Спасибо, ничего, как вы?
– О, прекрасно, мисс Гринхилл, просто великолепно!
Издевается, что ли?! Или у нас новый стиль отношений: мой редактор теперь будет звонить мне и