Когда-нибудь потом ей, может быть, станет стыдно и страшно оттого, что она была так близка с этим человеком. Будто каждый душу вывернул наизнанку перед другим: на, смотри. Пока ей просто нравилось то, что она в нем видела, нравилось, что он держит ее руку в своей и что лучи от их фонарей скользят рядом, как две жизни, прожитые вместе.
– Коридор изгибается сильнее, – произнес вдруг Френсис. – Чувствуешь?
– Нет, – призналась Луиза.
– А мне кажется, что мы скоро куда-то придем.
И они пришли. Стены и потолок раздвинулись так внезапно, что у Луизы закружилась голова, хотя это и было уже почти невозможно. Она непроизвольно ахнула, когда луч фонаря ушел вверх – и где-то далеко- далеко расплылся бледным пятнышком на потолке.
– Господи… – прошептал Френсис.
Луиза с большим трудом вынырнула из мутного озера апатии и огляделась.
Они оказались в огромном круглом зале, и зал этот, по всей видимости, был храмом. В центре имелось возвышение с бассейном, на которое вели по три каменные ступени, высеченные в камне с четырех сторон. А у стен стояли статуи. Они лишь отдаленно напоминали грубых идолов Майр-агенди и высечены были из другого камня, желтоватого и пористого, который, однако прекрасно сохранил черты их лиц и одеяний.
Их было восемь, четверо мужчин и четверо женщин, изображенных в полный рост, все – высотой около шестнадцати футов. Луиза медленно обошла зал, чтобы лучше рассмотреть их: из одной точки это было невозможно. Ни один из каменных гигантов не был похож на какого-то зверя, хотя Луиза ожидала другого, некоторые фигуры были обнаженными, некоторые – в набедренных повязках, но на голове каждого лежала корона-обруч из тускло поблескивающего металла. Золото. У подножия всех статуй располагались небольшие бассейны, соединенные желобами с центральным.
Луиза пыталась сообразить, что это за система, когда почувствовала, что Френсис стоит за ее плечом.
– Как думаешь, для чего это? – спросила она.
– Думаю, это жертвенник. Кровь, масло, вино – жертва приносилась сразу всем богам.
– Точно. Ты прав, вероятнее всего.
– Я не только прав. Я абсолютно счастлив.
Луиза повернулась к нему, чтобы понять, шутит он или серьезен. Серьезен. Глаза и вправду счастливые-счастливые…
– Почему?
– Наверное, это один из самых ярких моментов в моей жизни. Подземный храм, в котором сотни лет не звучал человеческий голос. Эти древние боги, которые, наверное, даже не входят в классический индийский пантеон…
– Может, и входят. У индийцев три с половиной тысячи богов, – машинально отозвалась Луиза.
– Боюсь, что другого подобного приключения у меня уже не будет. Иначе на жизнь одного человека получается слишком много.
– А так всегда – на жизнь одного приходится больше – денег, друзей, впечатлений, на жизнь другого меньше… – философски пробормотала Луиза. – Я, кажется, с ума схожу от этого величия.
– Не надо.
– Здесь нет другого выхода, Френсис, – медленно проговорила Луиза.
– Нет, – подтвердил он.
Она опустила плечи, как будто от его слов что-то зависело и, если бы Френсис сказал: «Есть», стены раздвинулись бы и выпустили их на поверхность, к солнцу.
– Я назад не дойду, – прошептала она. Стыдно, ужасно стыдно говорить такое, но лгать бессмысленно.
– А мы сначала отдохнем. Хорошо? Сколько захочешь. Где тебе будет уютнее?
– Там. – Луиза указала лучом от фонаря на возвышение с бассейном.
Никогда бы она не подумала, что камень может быть таким мягким на ощупь. Тем не менее, когда ее спина коснулась шершавой стенки бассейна, Луиза не смогла сдержать блаженного стона. Сидеть на рюкзаке – сомнительное удовольствие, но когда под уставшей спиной есть надежная опора…
– А у меня светильник есть, – сказала она. – Зажжем?
– Конечно!
Оранжевого света от пропитанного чем-то фитиля хватало лишь на то, чтобы видеть друг друга – статуй отблески почти не достигали, но так действительно стало спокойнее. Френсис обнимал ее за плечи, и Луиза чувствовала себя маленьким, пушистым, нежным зверьком в его руках.
– Вот отдохнем – пойдем обратно и начнем откапываться.
– Хорошо.
– А потом, когда выберемся на поверхность, получим большую взбучку от профессора Хаксли.
– Точно.
– И, может быть, Кристиан тоже разобьет мне лицо – за неосторожное обращение с твоей безопасностью.
– Ага. – Луиза готова была согласиться с чем угодно, лишь бы это произнес он. Его голос звучал, как музыка на фоне океанического прибоя, – величественно и сладостно.
– Похоже, моему мозгу тоже не хватает чистого кислорода, – пробормотал Френсис.
– Ой…
– Не пугайся, я выдержу. Расскажи мне о своем детстве.
– У меня было скучное детство… Я хорошо училась и много читала. Все время читала, даже по ночам – с фонариком под одеялом, чтобы мама не ругалась. Книги были для меня всем…
– Мы похожи.
– Да, и не только в этом, как мне кажется…
– Луиза…
– Да?
– Ты мне очень нравишься, я тебе говорил?
– Ну, что-то подобное точно звучало… – рассмеялась она.
– Я хочу, чтобы ты знала… Я влюбился.
– В кого? – не поняла Луиза. Одна мысль никак не хотела связываться с другой. Полотно рассуждений расползалось, как истлевшая ткань в руках.
– В тебя. Я тебя люблю. Думаю, лучшего момента для этих слов не будет…
Если бы Луиза умерла в этот момент, она бы умерла от счастья. Но сердце снова застучало, и она осталась жить – мгновенно натянувшейся струной в руках Френсиса.
– Будет нечестно, если я не скажу… – хрипло прошептала она. – Не скажу, что я тоже тебя…
Он закрыл ей рот поцелуем, так и не дождавшись того самого, главного слова… Перед лицом неизвестности, угрозы мучительной смерти не осталось ничего важнее жизни. Древние боги смотрели на них из темноты, но Луизе было все равно. Свершалась воля богини столь же могущественной и прекрасной, как само мироздание, – богини Любви.
И не было никого и ничего, только он – пылающий и пылкий, молодой, сильный, гибкий зверь, который по-звериному отчаянно и искренне жаждал слиться с ней. Взять себе. Подчинить и отпустить – но потом…
Его рука жгла, как жжет прикосновение лавы нежное и чуткое тело земли. После него уже ничто не будет, как было…
Только это – не разрушение и не созидание, что-то другое, не доброе и не злое, вечное, гармоничное, неизбежное, как взрывы на звездах.
– Френсис…
Его имя ощущалось на губах, как вкус терпкого вина.
– Я тебя… люблю.
Луиза не думала, что она кому-то еще скажет это слово. А сейчас она вообще не думала…
Видимо, это был такой день. Когда раздался шум, Луизе показалось, что шумит у нее в ушах. А потом ей на голову упал ком земли.
