– Это относится абсолютно ко всем. Никаких исключений. Отдав приказания, детектив Рори Смайлоу кивнул полицейскому и вошел в «Чардстон-Плаза» через главный вход. Лестницу этой гостиницы многие журналы по дизайну интерьера назвали архитектурным триумфом. Она уже стала символом нового комплекса. Олицетворяя южное гостеприимство, два широких крыла уходили вверх из вестибюля. Казалось, они обнимали хрустальную люстру и на высоте сорока футов сливались, чтобы образовать галерею второго этажа.
Повсюду в толпе постояльцев и служащих, каждый из которых уже знал о том, что на пятом этаже произошло убийство, мелькали полицейские.
Вокруг сновали обожженные солнцем, вспотевшие, увешанные фотоаппаратами и кинокамерами туристы, задавая всем вопросы, обсуждая происшествие между собой, рассуждая о том, кого убили и почему.
В своем отлично сшитом костюме и французской рубашке с запонками Смайлоу выглядел как-то чересчур одетым. Несмотря на жару на улице, его одежда оставалась свежей. Как-то раз один из его подчиненных в приступе раздражения поинтересовался, потеет ли Смайлоу вообще.
– Нет, черт возьми, – ответил ему коллега. – Все знают, что у пришельцев нет потовых желез.
Смайлоу направился к лифтам. Полицейский, с которым он разговаривал при входе, видимо, сообщил о его приезде, потому что у лифта стоял второй полицейский и держал для него дверь. Не поблагодарив, Смайлоу вошел в кабину.
– Блеск держится, мистер Смайлоу?
Детектив обернулся.
– Да, Смитти, спасибо.
Человек, которого все знали только по имени, держал три кресла для чистки обуви в укромном уголке гостиничного вестибюля. Несколько десятилетий он работал в другом отеле в центре города. Совсем недавно Смитти перебрался в «Чарлстон-Плаза», и его клиентура последовала за ним. Даже от приезжих он получал великолепные чаевые, потому что Смитти лучше портье знал, что делать, куда пойти и где найти то, что вы ищете в Чарлстоне.
Рори Смайлоу был одним из постоянных клиентов Смитти. Обычно он всегда останавливался, чтобы обменяться с ним шутками, но теперь детектив спешил и не хотел, чтобы его задерживали. Он лишь сказал:
– Я подойду к тебе попозже, Смитти. – И двери лифта закрылись.
Он и полицейский молча поднялись наверх. Смайлоу никогда не заводил дружеских отношений с коллегами, даже равными ему по званию, а тем более с нижестоящими. Детектив никогда первым не начинал разговора, если только он не касался дела, которое вел Смайлоу. Те в департаменте, кто бесстрашно пытался с ним поболтать, вскоре поняли, что эти попытки абсолютно бессмысленны. Его поведение не поощряло дружбу. Даже его аккуратная одежда, как колючая проволока, ограждала его от попыток сблизиться.
Смайлоу чувствовал привычное нервное возбуждение. Он множество раз бывал на месте убийств, видел и ничем не примечательные, и отвратительные в своих подробностях случаи. Некоторые быстро забывались. Другие он никогда не сможет забыть. Виной тому становились либо изобретательность убийцы, либо необычное место, где было обнаружено тело; либо странная манера убивать, исключительность оружия, возраст и общественное положение жертвы.
Но первое посещение места преступления всегда заставляло его кровь быстрее бежать по венам, и Смайлоу совершенно этого не стыдился. Он был рожден для этой работы. И получал удовольствие от своей профессии.
Когда он вышел из лифта, полицейские в штатском, сгрудившиеся в коридоре, немедленно замолчали. Из уважения или из страха они отошли в сторону, и детектив прошел к открытой двери в номер «люкс», где погиб человек.
Смайлоу записал номер комнаты и лишь потом заглянул внутрь. Он обрадовался, увидев, что семь полицейских из группы по осмотру места преступления уже прибыли и каждый из них занимается своим делом.
Удовлетворенный их работой, он повернулся к трем детективам, присланным из отдела по расследованию убийств. Куривший сигарету торопливо загасил ее в пепельнице. Смайлоу уставился на него холодными немигающими глазами.
– Я надеюсь, что в этой пепельнице не было самой главной улики, Коллинз.
Детектив спрятал руки в карман, как первоклашка, которого уличили в том, что он не вымыл руки после посещения туалета.
– Слушайте внимательно, – Смайлоу обратился ко всем сразу. Он никогда не повышал голоса. Ему просто не приходилось этого делать. – Я не потерплю ни единой ошибки. Если я обнаружу, что место преступления испорчено, что процедура хоть как-то нарушена, если из-за чьей-либо небрежности будет пропущена хоть одна улика, пусть виновный не ждет пощады. А теперь пошли.
Прежде чем войти в номер, все надели резиновые перчатки. У каждого из них была своя задача. И каждый занялся только своей работой, не прикасаясь ни к чему, если этого не требовало дело.
Смайлоу подошел к двум полицейским, первыми оказавшимся на месте преступления, и без всякого вступления спросил:
– Вы к нему прикасались?
– Никак нет, сэр.
– Что-нибудь трогали в номере? Дверную ручку?
– Когда мы пришли, дверь была открыта. Горничная, обнаружившая труп, не закрыла ее. Возможно, к ней прикасался сотрудник охраны отеля. Мы его спрашивали, он это отрицает, но… – Полицейский пожал плечами.
– Телефон? – продолжал спрашивать Смайлоу.
