Почувствовав некую неловкость от столь затянувшегося общения, Кендал наконец высвободилась:
– Кевин заплакал.
К счастью для нее, детский плач в соседней комнате прервал дальнейшие расспросы. Естественно, ему все внове, все интересно, но чем меньше они будут касаться своей прежней жизни до аварии, тем в большей безопасности она будет себя чувствовать. Ведь любое, случайно брошенное слово, даже самое безобидное, может пробудить его цепкую память.
Хныканье ребенка прервало и его недвусмысленные притязания. Это желание близости с его стороны пугало Кендал больше, чем что бы то ни было. Конечно, нельзя выходить из роли, пусть привыкает к мысли о том, что она его жена, но интимные отношения?!
Она покормила Кевина, вымыла его, спеленала и убаюкала, напевая старую песенку, которую слышала от бабушки в раннем детстве.
Джон в это время расположился на софе напротив, удобно устроив больную ногу на стуле. Глубокие тени под глазами, отбрасываемые настольной лампой, делали его практически невидимым. Но Кендал ничуть не сомневалась; что он не сводит с нее своего зоркого ястребиного взгляда.
– А как насчет моей семьи? – неожиданно спросил мужчина.
– Твоя мать давным-давно умерла.
После некоторого молчания он продолжил:
– Похоже, меня абсолютно не трогает тот, кого я не помню. А братья и сестры у меня есть?
Она отрицательно покачала головой.
– А отец? Отца тоже нет?
– Есть, но вы с ним поссорились.
– Из-за чего?
– До аварии ты не желал даже говорить об этом. Не думаю, что стоит сейчас затрагивать эту тему.
– И он ничего не знает об аварии?
– Я не считала возможным звонить ему без твоего ведома, поэтому он не в курсе.
– Неужели мы настолько переругались, что отца не волновало бы, жив я или мертв?
– Ну, конечно, нет. Он, естественно, проявил бы обеспокоенность, но, мне кажется, ты не хотел бы посвящать его в свою жизнь. Я должна уложить Кевина. – Хорошо бы уйти вовремя, так, чтобы это не сильно смахивало на бегство.
Манеж сынишки располагался в самой маленькой из всех комнат. Кендал осторожно уложила ребенка в кроватку. Он инстинктивно свернулся калачиком, носиком уткнувшись в подушку.
– Неужели так сподручнее?
Кендал не слышала, как он, следуя за ней, незаметно пробрался в эту комнату.
– Почти все дети так спят, – вздрогнув от неожиданности, ответила она.
– Но это ведь неудобно.
– Было бы тебе всего лишь три месяца, посмотрела бы я, как ты спишь!
– А как протекала твоя беременность?
– Сначала некоторые осложнения, затем все нормализовалось.
– Что за осложнения?
– Как у всех. Утренние недомогания. Усталость. Депрессия.
– Депрессия?
– Ну, не совсем так. Просто плохое настроение.
– И почему же было плохое настроение?
– Слушай, пожалуйста… Я ужасно устала. Неужели с вопросами нельзя подождать? – Женщина намеревалась обойти его, но он преградил путь костылем.
– Знаешь, – с досадой бросила она, – меня уже тошнит от твоего костыля, ты используешь его как шлагбаум.
– А меня тошнит от твоих бесконечных попыток увильнуть от ответа. Итак, чем объяснялась твоя депрессия и плохое настроение во время беременности? Ты что, не хотела ребенка?
Она даже разозлиться не смогла как следует. Досада сменилась усталостью:
– Гормональные изменения – первые три месяца всегда приводят к ухудшению настроения у женщин. Что же касается Кевина, то я его очень хотела.
– А я?
Какое-то мгновение они смотрели друг на друга в упор, затем она спокойно отодвинула в сторону костыль:
– Мне надо принять ванну.
Она выключила свет. Но не успел он погаснуть, как свет автомобильных фар резко ударил по фасаду дома и проник в спальню.
