проржавевшие автомобили на кирпичах.
Несмотря на то что этот квартал построили на двадцать лет позже, у него был такой же «семейный» вид, как и у того, где жили Коуч и Элли Миллер. Где
Он увидел адрес, который разыскивал, и медленно проехал мимо дома, внимательно рассматривая его. По обе стороны от входной двери стояли горшки с какими-то белыми цветами. За оградой заднего двора Грифф разглядел бассейн с горкой. Два мальчика перебрасывались мячом на лужайке перед домом. Они были достаточно взрослыми, чтобы остерегаться незнакомцев, и настороженно смотрели на машину Гриффа, медленно проезжавшую мимо.
Грифф доехал до конца квартала и повернул за угол. Он заметил, что его ладони взмокли от напряжения. И от этого разозлился на себя. Какого черта его ладони должны потеть? У него ровно столько же прав, сколько и у всех остальных, живущих на этих ухоженных улицах. Эти люди ничем не лучше его.
Точно так же он волновался в тот день, когда Коуч Миллер вытолкнул его на дорожку перед своим домом и сказал: «Приехали». Грифф смотрел на дом с гостеприимным ковриком у порога и решеткой, увитой цветущим плющом, и чувствовал себя здесь неуместным, как дерьмо в чаше для пунша. Он здесь чужой. Но он скорее умер бы, чем показал, что чувствует себя человеком второго сорта.
Молча, шаркая ногами, он вслед за Коучем поднялся по ступенькам крыльца и вошел в дом.
— Элли?
— Я здесь.
Грифф видел жену Коуча на матчах. На расстоянии она была вполне ничего. Но он никогда не думал о ней.
Она повернулась к ним, когда они вошли в кухню. У нее были кудрявые волосы, а на руках были надеты желтые резиновые перчатки.
— Это Грифф, — сказал Коуч.
— Привет, Грифф, — она улыбнулась. — Я Элли.
Он придал своему лицу вызывающе-безразличное выражение, чтобы они не догадались, что его сердце колотится сильнее, чем после четырех периодов игры с дополнительным временем, и надеялся, что они не слышат, как урчит у него в животе. Он посмотрел в открытую дверь кладовой. Столько еды в одном месте он видел только в супермаркете. На полке стоял пирог с золотистой корочкой, политый вишневым сиропом. От его запаха у Гриффа потекли слюнки.
— Он поживет у нас некоторое время, — сказал Коуч.
Если эта новость и удивила Элли Миллер, она не подала виду.
— Да, хорошо, — сказала она. — Добро пожаловать. Ты мне можешь помочь, Грифф? Этот пирог измазал липким сиропом всю духовку. Я пытаюсь вытащить решетку, чтобы вымыть ее, пока она теплая, но мои перчатки расплавятся, если я возьмусь за нее. Кухонные рукавицы вон там, в верхнем ящике.
Не зная, как себя вести, Грифф взял кухонные рукавицы и вытащил горячую металлическую решетку из духовки. Так, безо всяких церемоний, он вошел в дом Миллеров и в их жизнь.
Он всегда подозревал, что Коуч и Элли обсуждали такую возможность до того, как Коуч пришел за ним в то утро. Потому что его провели в комнату, специально приготовленную для подростка. В ней стояла двуспальная кровать, накрытая красно-белым одеялом с талисманом школьной команды — грозно нахмурившимся викингом. Другие спортивные призы были развешаны на стенах.
— Вот шкаф. Скажешь, если нужны еще вешалки. — Элли взглянула на маленький вещевой мешок, который принес с собой Грифф, но ничего не сказала по поводу того, что у него мало вещей. — Одежду, которая не мнется, можешь держать в этом ящике. Если что-то нужно постирать, корзина для белья в ванной. Боже мой, я не показала тебе ванную!
Ванна была такой чистой, что он боялся писать в унитаз.
Днем они все вместе пошли в магазин «Сирз», чтобы Элли могла «кое-что себе подобрать», но вернулись с новой одеждой для него. Он никогда не пробовал такой еды, какую приготовила Элли, в том числе пирог, который в тот вечер был у них на десерт. Он никогда прежде не был в доме, где так приятно пахло, где на полках стояли книги, а на стенах висели картины.
Однако на примере очистки духовки он понял, что эта роскошь не бесплатна. От него ожидают выполнения домашних обязанностей. Никогда в жизни от него ничего не требовали — только не путаться под ногами, когда в спальне матери был мужчина, — и поэтому Грифф обнаружил, что к этой стороне семейной жизни еще нужно привыкнуть.
Упреки Элли были мягкими, но настойчивыми. «Утром ты забыл застелить постель, Грифф. Или я не сказала тебе, что постельное белье меняется по пятницам?» «Ты не сможешь сегодня надеть свою любимую футболку, потому что я нашла ее под кроватью уже после того, как постирала белье. В следующий раз бросай ее в корзину».
Коуч был менее деликатен.
— Ты закончил доклад по истории?
— Нет.
— А разве его сдавать не завтра?
Он знал, что это так. Один из его помощников был учителем истории у Гриффа.
— Я сделаю.
— Конечно, — Коуч выключил телевизор. — Сделаешь. Немедленно.
Когда Гриффа призывали к порядку, он возмущался и угрожал, что убежит. Ему осточертела эта волынка. Сделай это, сделай то, убери это, вынеси то. Только придурки ходят в церковь по воскресеньям, но разве ему оставили выбор? И какое ему дело, вымыта ли машина и пострижен ли газон?
Но он ни разу не исполнил своей угрозы уйти. Кроме того, его ворчание по большей части игнорировалось. Элли просто забалтывала его, а Коуч или поворачивался спиной, или выходил из комнаты.
Он не делал ему поблажек и на тренировках. Даже наоборот, он был строже с ним, чем с другими, демонстрируя остальным игрокам, что ничем не выделяет Гриффа из-за того, что тот живет с ним под одной крышей.
Однажды, все еще сердясь, что вечером ему не разрешили смотреть телевизор, Грифф ленился на тренировке. Он не отдал ни одного паса нападающим. Защитникам приходилось забирать у него мяч, потому что он не удосуживался передавать его им. Он терял мяч во время снэпа[6] .
Коуч наблюдал за ним, но, несмотря на хмурое выражение лица, ни разу не выругал его, не сделал замечания и не удалил с поля.
Но в конце тренировки, когда все остальные направились в раздевалку, Коуч приказал Гриффу остаться на месте. Он поставил манекен в тридцати ярдах и протянул Гриффу мяч:
— Попади в него.
Грифф бросил мяч, проявив не больше усердия, чем во время тренировки, и промахнулся. Коуч пристально смотрел на него.
— Еще раз, — сказал он, подавая другой мяч. Снова промах.
— Сбей эту чертову куклу, — Коуч дал ему третий мяч.
— У меня неудачный день. Что стряслось?
— Стряслось то, что ты дешевка.
Грифф швырнул мяч прямо в Коуча. Мяч отскочил от его широкой груди. Грифф повернулся и направился в раздевалку.
Тогда Коуч схватил его за плечо и резко развернул, так что шлем едва не слетел с головы Гриффа — вместе с головой. Не успел Грифф опомниться, Коуч уперся своей широкой жесткой ладонью ему в грудь и с силой толкнул. Грифф со всего размаху сел на землю. Резкая боль молнией распространилась от копчика по всему позвоночнику, проникая прямо в мозг. Боль была такой сильной, что у него перехватило дыхание, а на глазах выступили слезы. Эти слезы были еще более унизительными, чем поза.
