керосиновая лампа. Зато здесь сухо и тепло – настоящее убежище от враждебного окружающего мира.
– Я действительно к такому не привыкла, но мне нравится. Может быть, именно потому, что так не похоже на все, что я видела прежде.
– Разве ваш ухажер не возил вас порыбачить?
– Я никогда не ходила на свидания, и у меня никогда не было ухажера. – Она отломила кусочек печенья, положила его на край тарелки. Налила себе воды. Заметив его удивленный взгляд, она спросила: – Что?
– Вы никогда не ходили на свидание?
– Если не считать Пинки. Из дома моей матери я перешла в школу при монастыре Святого Сердца, потом – в дом Пинки. У меня просто не было возможности завести приятеля. Я даже никогда не ходила на танцы.
– Как это?
– Мы жили в одной комнате с Анджелой, – спокойно объяснила Реми. – И я была не высокого мнения о мужчинах вообще. Меня не тянуло на танцы. А если бы даже и тянуло, Пинки бы все равно не позволил.
Они снова замолчали, слышен был лишь стук ложек о тарелки. Наконец он спросил:
– А вам никогда не хотелось стать монахиней? Вопрос удивил ее, она тихо рассмеялась.
– Нет. У Пинки были другие планы.
– Расплата.
– Можете называть это так. Мы поженились на следующий день после моего выпуска.
– А колледж?
– Я хотела поступить в колледж, но Пинки не разрешил.
– Пинки бы не позволил. У Пинки были другие планы. Пинки не разрешил.
Обиженная его издевательским тоном, она огрызнулась:
– Вы не понимаете.
– Не понимаю.
– Не считайте меня невежественной дурой. Я окончила колледж заочно.
– Я и не считал вас невежественной.
– Еще как считали. У вас на лице написано, что вы обо мне думаете, мистер Бейзил.
Он открыл рот, чтобы возразить, но передумал, пожал плечами и заметил:
– Это не мое дело. Просто я не понимаю, как может человек, мужчина или женщина, взять и сказать кому-то: «Эй, вот тебе моя жизнь, распоряжайся ею, как хочешь!» Неужели вы никогда не пытались повести себя независимо?
– Почему же, пыталась. Однажды я, проигнорировав желания Пинки, тайком устроилась на работу в художественную галерею. Я изучала искусство, люблю живопись и на собеседовании продемонстрировала свои знания и способности владельцу галереи. Он нанял меня. Я проработала два дня.
– А что произошло?
– Галерея сгорела дотла. Картины погибли. – Она многозначительно взглянула на Берка. – Поджигателей не нашли, но я больше не пыталась устроиться на работу.
Забыв о еде, он сидел, поставив локти на стол, и смотрел на Реми. На щеках у него тоже россыпь веснушек, заметила она. А глаза не карие, как она думала, а зеленые, темно-зеленые, это можно увидеть, только если внимательно приглядеться.
– Хотите еще?
Он не сразу понял вопрос, потом взглянул на пустую тарелку.
– Да, спасибо.
Добавку он съел молча.
Когда он закончил, она принялась убирать со стола. Он предложил помыть посуду, Реми взяла полотенце, чтобы вытирать.
– Я еще не встречал таких, как вы, – сказал Берк. – Вы меня умоляли отпустить вас к вашему мужу, а ведь он вас просто истязает. Вы – пленница в собственном доме. Никакой самостоятельности. Вашего мнения не спрашивают, даже когда дело касается вашего будущего. Вы – собственность Пинки Дюваля, собственность, которую он демонстрирует окружающим.
– Как его орхидеи.
– Орхидеи?
– Он может часами находиться в оранжерее, ухаживая за орхидеями.
– Вышутите.
– Нет. Но это не важно. Пожалуйста, закончите вашу мысль.
– Мою мысль? Очевидно, вам не противно ваше положение, ведь вы много получаете взамен. Роскошная одежда. Драгоценности. Лимузин с шофером. Какова мать, такова и дочь. Только вы продались дороже, чем Анджела, вот и все.
