Она с трудом сглотнула, вглядываясь в его лицо, в эти золотые львиные глаза, и поняла, что он твердо решил обвенчаться с ней здесь и сейчас. Назад пути нет. И тут же Аманда поняла, что не может представить жизни без Рафаэля.
— Ну так как? — напомнил он бесстрастно, как будто ее ответ не значил ровно ничего. Аманда улыбнулась. Он мог смотреть на нее как на незнакомку, пряча выражение глаз под длинными ресницами, его рот казался тонкой линией на красивом лице, но Аманда почему-то знала, что на самом деле ему вовсе не все равно.
— Я не успею через час, если ты не выйдешь отсюда и не дашь мне возможность одеться, — спокойно заявила она. — И я буду единственной женщиной, насколько мне известно, которая пошла к алтарю в мужских брюках.
— Нет, не будешь. — Он поднял с пола большой сверток и бросил его на кровать. — Твое свадебное платье.
Когда дверь за ним закрылась, Аманда подумала, что это будет весьма странная свадьба. Это так отличалось от помпезности и роскоши, сопровождавших ее свадьбу с Фелипе; и слава Богу!
В часовне мерцали сотни свечей, освещая простое, цвета слоновой кости, платье Аманды. В руках она держала цветы и молитвенник, кружевная мантилья покрывала ее темные волосы, блестящие, как утреннее небо, золотые искры мерцали в их густой глубине. Рафаэль стоял рядом с ней — прямой и высокий, с бесстрастным лицом, великолепный в своем темном облегающем костюме. Должно быть, он все это давно спланировал, подумала Аманда. Откуда бы он достал одежду за такой короткий срок? Ее платье, такое очаровательное, сидело так, будто сшито специально для нее — с высоким воротом, длинными рукавами и узкой талией, оно падало до самого пола изящными складками, шуршащими при каждом ее шаге.
Дрожащий свет свечей, торопливо подавленное хихиканье Терезы, глубокий баритон священника, бормочущий латинские слова… Потом зазвучал орган: его первый хриплый вздох превратился в парящую ноту чистой красоты, зависшую в воздухе, прежде чем перетечь в следующую ноту…
Аманда шепотом повторяла слова, ее руки, холодные и дрожащие, вцепились в цветы и молитвенник как в спасительную соломинку… Рафаэль повернул ее к себе, его губы легко коснулись ее губ, скрепляя их клятвы…
Улыбка, сначала робкая, потом более уверенная, осветила лицо Аманды, и она, обхватив руками его шею, в ответ поцеловала так жарко, что круглые глазки священника стали еще круглее, а нервный смех Терезы разнесся эхом по всей часовне.
— Ты смущаешь меня, — наконец сказал Рафаэль, улыбаясь и снимая ее руки со своей шеи. Он подхватил ее на руки и пошел по узкому проходу часовни к выходу. — Не забудь бросить букет, Аманда, — напомнил он, и букет, пролетев мимо его уха, упал в руки Терезе. Аманда едва сдержала смешок, увидев удивленное лицо отца Рикардо, а потом двери часовни захлопнулись за ними.
На маленьком столике в комнате Аманды накрыли легкий ужин из курицы, хлеба, сыра и вина; свечи ровно горели в зеркально отполированных серебряных подсвечниках.
Свадебное платье лежало озером слоновой кости на полу, тонкая кружевная сорочка рядом с ним, маленькие туфельки брошены сверху. Никто не заметил, как торопливо сброшенная одежда Рафаэля соскользнула на пол с кресла, в которое он ее швырнул.
Аманда стояла около кровати и ждала, вдруг необъяснимо оробев; темные опахала ресниц опустились на ее глаза. Это же Рафаэль, отругала она себя, ее возлюбленный и теперь муж — почему она должна чувствовать себя совершенно другой? Разве не эти руки обнимали ее раньше? Те же самые руки, что ласкали ее трепещущее тело…
Почувствовав ее состояние, Рафаэль действовал медленно и нежно, неспешными поцелуями увлекая Аманду на дорогу страсти. Dios, он чувствовал то же самое, но никогда бы не позволил ей догадаться об этом. Ему лучше держать свои эмоции при себе, потому что Аманда никогда не поймет того, чего не понимает он сам. Как он может сказать ей, что чувствует ответственность перед ней, которая не имеет ничего общего с любовью? Это не потому, что он не любит ее; но можно ли выразить словами то, что он чувствует к ней?
Весь его прошлый опыт в любви мало походил на это новое нежное чувство, которое было у него к Аманде. Конечно, Рафаэль любил своего отца, но тогда речь шла об уважении, почти благоговении. Фелипе он ненавидел с детства, а экономки в доме сменялись так быстро, что у него просто не оставалось времени привязаться к кому-то. Разумеется, у него были женщины, но не такие, как Аманда, и с ними он обращался с должным уважением и учтивостью…
Так что же он испытывал к Аманде — любовь или только чувство ответственности и желание защитить? Она волновала его так, как ни одна другая женщина, злила и в то же время пробуждала в нем страсть. Когда-то он нежно любил упрямую маленькую девочку, а взрослая Аманда вызывала в нем другие, гораздо более сложные чувства, которые ему не хотелось анализировать. Он просто сделает то, что нужно, вот и все.
Поцелуи Рафаэля становились все жарче, его губы опустились от ее рта к шее, и когда она застонала, он взял ее на руки, чтобы положить на постель.
— Рафаэль! — Его имя прозвучало как вздох, ее сжатые в кулаки руки уперлись в его грудь. — Пожалуйста… я не могу!
— Что? — Подняв черноволосую голову, Рафаэль удивленно уставился на Аманду. — Что это значит — не можешь?
Аманда кусала губу, ее голос дрожал.
— Ты мой муж, и ты знаешь, что я люблю тебя, но я… я не знаю, чувствуешь ли ты то же самое… — Ее голос прервался. Подняв глаза, она увидела на его лице разочарование. Слезы подступили к ее глазам, и она со всхлипом отвернулась.
— Нет-нет, querida, ты не поняла. — В его голосе сквозило раздражение, но это было раздражение на себя, а не на Аманду. — Я никогда не умел говорить о том, что чувствую, и не могу начать это делать сейчас. Когда-нибудь ты, может быть, сможешь это понять. А сейчас просто доверься мне…
В конце концов, Аманда, кивнув, сдалась. Когда-нибудь он скажет, что любит ее, молча поклялась она. Однажды он почувствует это так сильно, что обязательно скажет…
Страсть Аманды удивила даже Рафаэля, когда она ответила ему так бурно, как никогда раньше, покрывая поцелуями все его тело. Чувственное касание волны ее волос возбуждало, и когда ее рот спустился к его пупку, Рафаэль задержал дыхание. Ее язык, быстрый и горячий, описывал маленькие круги, дразнящие, мучительные, и он начал сомневаться, сможет ли сдержаться, если Аманда спустится еще ниже.
Почувствовав, как он дернулся от неожиданности, Аманда оттолкнула его сопротивляющиеся руки, решительная в своем желании дать ему столько наслаждения, сколько сможет, любя его и нуждаясь в нем, желая, чтобы он чувствовал то же самое. Боже, как она любила его стройное мускулистое тело, его мужской запах, который был почти как чувственный, изысканный запах возбужденного самца, смешанный со слабым ароматом табака и виски. Пальцы Аманды окружили его быстрым легким движением.
— Господи Иисусе, Аманда, — хрипло пробормотал Рафаэль, и она почувствовала его трепетный ответ. Он замер под ее ищущими руками, а потом повернулся так, чтобы его ладони могли, едва касаясь, скользить по ее бедрам, разводя их, лаская ее бархатные глубины, пока она не застонала.
Язык Аманды двигался в унисон с ее руками, скользя взад и вперед, пока Рафаэль не смог больше терпеть и, оттолкнув ее, перекатился так, что она оказалась под ним, вжимая ее в тонкий матрас. Ловя воздух ртом, Аманда обхватила руками его талию и притянула его к себе, шепча ему в ухо:
— Рафаэль… пожалуйста… пожалуйста…
Он дразнил ее, целовал, пока она не начала извиваться под ним, и когда Аманда подумала, что не сможет больше вынести ни секунды ожидания, Рафаэль погрузился в нее. Она содрогнулась, вскрикнула, ее ногти вонзались в его спину, когда он входил в нее снова и снова. Это было утонченное наслаждение- агония, и когда нарастающее чувство наконец достигло кульминации во всепоглощающей волне освобождения, захлестывающей ее безграничным приливом, Аманде показалось, что она парит как свободный дух над землей.
Она плыла, не зная цели, по волнам моря удовлетворенности и расслабления. Чуть приподнявшись, опираясь на локти, Рафаэль смотрел на нее сверху вниз с ленивой улыбкой.
