бытие и подходит к концу. Приятным этот процесс не назовешь.
Если вас не привязывали к столбу где-нибудь на краю света и не оставляли гнить для изучения процесса разложения тканей, то скорее всего вы не поймете.
Итак, теоретически убить нас можно, хотя термин этот весьма приблизительный — мы и так уже мертвые. Тут больше подойдет слово «уничтожить». Хелен предпочитает использовать выражения «отправить на тот свет», «прикончить» или «умертвить безвозвратно», потому что обожает эвфемизмы.
Уничтожить зомби не так-то просто. Пули, яды и клинки тут не действуют. Нас не удушишь, не потопишь и не забьешь. Эвисцерацией, или расчленением, можно лишь выпотрошить тело или превратить зомби в воскресшего квадроплегика. Пожалуй, справиться с задачей поможет отсечение головы. Ну, или сожжение. Только обязательно используйте бензин или хорошую заправку для зажигалок — без приличного горючего тело зомби будет тлеть часами, как сырое полено.
— Знаю, все мы опечалены гибелью Уолтера, — говорит Хелен, — и у каждого полно собственных нерешенных проблем, но вокруг много наших собратьев, и некоторым из них куда хуже, чем нам. Им необходима помощь. Поэтому я хочу, чтобы за три недели каждый из вас нашел по выжившему и привел его на нашу пятничную встречу.
— Типа домашнее задание? — интересуется Джерри.
— По-видимому, да.
— Только этого не хватало, — ворчит Джерри. — Не перевариваю эти долбаные задания.
— Что ж, — продолжает Хелен, — возможно, кто-нибудь еще хочет поделиться, что он лично сделал в связи с нападением на Уолтера?
Все переглядываются. Я бы поднял руку, но мои попытки держать речь на собраниях всякий раз давались мне нелегко и, как правило, оборачивались утомительной игрой в шарады. Рассказ о неудавшемся протесте я решаю оставить при себе. Мало того, что меня уделал пудель, так еще и отец, вернувшись с работы, достал шланг, включил на полную мощность воду и поливал меня до тех пор, пока я не убрался в дом. Не знаю, я ли был причиной его раздражения или ему просто приспичило оросить газон.
Хоть ванну принимать не пришлось, и то ладно.
Так до конца собрания и рассусоливаем. Никто особо не хочет делиться мыслями по поводу случившегося с Уолтером, и каждый пытается не падать духом. Зато в упражнении по налаживанию эмоционального контакта мне удалось попасть в пару с Ритой, а значит, вечер не прошел даром.
Раньше мне никогда не случалось быть в паре с Ритой, и теперь, если бы слезные протоки у меня работали, от ощущения ее близости, от того, насколько тесной оказалась связь, я бы расплакался. До сегодняшнего дня я и не осознавал, как мне не хватает теплых женских объятий.
Да, я не забыл жену и до сих пор люблю ее, но — живой или воскресший — я все-таки гетеросексуал, и мне гораздо приятней на десять минут оказаться в объятиях привлекательной двадцатитрехлетней зомби в костюме кролика из «Плейбоя», чем обниматься с кем-нибудь вроде Джерри или Тома. Приятней всего в Рите то, что от нее не так жутко разит смертью. Добиться этого нелегко: даже самые резкие духи и дезинфицирующие средства не могут полностью заглушить запах разлагающегося тела.
Знаю, я вряд ли хорошо пахну. От меня и при жизни несло потом. А в последнее время мой запах обычным не назовешь. Но, похоже, Рите нет до него дела. Она не отстраняется и обнимает так сильно, что мне неловко, и я пытаюсь отвлечься сочинением хайку. Не получается: слогов то больше, то меньше. В результате выходит вот что (назвал это «Рецепт для нежити»):
В конце Хелен вручает нам по пакетику со сладким подарком к Хэллоуину и напоминает, что в следующем месяце каждый должен привести с собой выжившего. Прежде чем сесть в машину к заехавшей за ней сестре, она произносит заклинание доброй феи. Остальная компания плетется домой под дождем.
При жизни я особо не жаловал такую погоду. Не любил водить автомобиль в дождь и терпеть не мог промокшую одежду. Как кот. Или Злая Ведьма Запада. А теперь дождь — это защита, какую не обеспечит даже многочисленный отряд полиции. В большинстве случаев живые не станут подвергать себя физическому дискомфорту, только чтобы навредить нежити. Если в Хэллоуин идет дождь, они скорее будут торчать в баре или на вечеринке и вряд ли устроят охоту на кролика из «Плейбоя», беса или чудовище Франкенштейна.
По крайней мере, такой мыслью можно утешаться.
Расставшись с Наоми и Томом, мы идем закоулками — там меньше машин.
— Эй, — обращается Джерри, — а у вас на примете есть кто-нибудь, кого можно привести на собрание?
— Нет, — отвечает Рита, поправляя кроличьи ушки.
Я мотаю головой и мычу.
— Может, поищем сегодня? — спрашивает он.
— Конечно. — Рита мажет губы помадой. — Почему нет?
— Что скажешь, старина Энди? — Джерри закидывает руку мне на плечо.
После того, что произошло с Уолтером, я бы поостерегся. Однако идти сейчас домой — значит сдаться. Едва ли я наберусь храбрости выйти на поиски в одиночку. Да и по телевизору сегодня мне светит только «Хэллоуин», «Хэллоуин-2» и «Хэллоуин-3». А посему я показываю Джерри, что я двумя руками «за». Ну, или одной — в моем случае.
Движение на дороге небольшое, и за пределами Соквел-виллидж магазинов нет, но, несмотря на непогоду и костюмы, все-таки приходится быть настороже, поэтому мы стараемся держаться в тени и прятаться от проносящихся мимо автомобилей.
Похоже, для Джерри прятки от живых — увлекательная игра. Даже если поблизости нет машин, он крадется за мусорными контейнерами, деревьями или телефонными столбами, перебегая от одного к другому, а затем прижимается к забору или стене и делает рывок до живой изгороди. Ни дать ни взять, полоумный бес.
Ночью с наибольшей вероятностью зомби найдутся на кладбище, а ближайшее расположено примерно в миле отсюда по Олд-Сан-Хосе-роуд. Там похоронена Рейчел. Раньше я часто ходил на ее могилу, но в последнее время — недели этак две — не был ни разу. Наверное, я должен чувствовать себя виноватым, однако почему-то не чувствую. Вероятно, я учусь существованию в форме нежити. А может, меня отвлекает некая двадцатитрехлетняя зомби.
— Энди, а, Энди, — зовет Рита и замедляет шаг, чтобы идти рядом, пока Джерри перебегает под дождем с одной стороны шоссе на другую. — Ты иногда думаешь о боге?
Впервые за три недели, что мы знакомы, Рита обращается ко мне с вопросом. Даже если бы я мог говорить, я все равно запутался бы в словах, придумывая, что ответить.
Просто качаю головой. Пока я не воскрес, я был сомневающимся атеистом, и винить бога в том, что со мной произошло, не могу, но и благодарить не собираюсь — мой случай уж точно к божественным чудесам не отнесешь.
— А я думаю, — говорит Рита. — Представляю, как он сидит в огромном массажном кресле и попивает нектар, или мед, ну или там пиво. Смотрит широкоформатный телевизор — ждет, что случится дальше. Типа ставит опыт.
Как будто в ответ с хмурого неба доносится раскат грома. Я гляжу на Риту: волосы у нее мокрые, кроличьи уши поникли, но ей и дела нет.
— Порой мне кажется, что вся наша планета — один большой эксперимент. Огромный лабиринт, а мы в нем — мыши, которые из кожи вон лезут, чтобы найти сыр.
Она оборачивается ко мне, и мое сердце замирает. Взгляд темных глаз словно пронзает меня
