Но, к сожалению, это было уже невозможно. И в прямом, и в переносном смысле она стала большой, и ее страхи и заботы были не детскими, а взрослыми. И далеко не всеми проблемами Марис готова была поделиться с отцом.
Ной обнял Марис за плечи.
– Дэниэл немного перевозбужден, – шепнул он. – Я хочу предложить ему капельку бренди, как только он уляжется. Сразу после этого я приеду.
– Хорошо, – так же шепотом ответила Марис. – Только поспеши, ладно? Я буду ждать.
Но Марис не сразу поехала домой. Ей было не по себе от того, что пришлось использовать в качестве предлога здоровье Дэниэла, чтобы заставить Ноя задержаться, однако другого выхода у нее не было. Да и не стала бы Марис обманывать мужа и отца, если бы не назойливые подозрения, которые в последнее время терзали ее постоянно.
Остановив такси, она назвала водителю адрес в Челси, где находилась новая квартира Ноя. Меньше чем через десять минут она уже стояла перед знакомой дверью, чувствуя, как часто стучит в груди сердце. Марис слишком боялась того, что она могла обнаружить в этой квартире.
Открыв дверь ключом, который остался у нее со дня вечеринки, Марис нащупала на стене выключатель и включила свет. В квартире стояла полная тишина – только негромко урчал кондиционер и капала на кухне вода из плохо закрытого крана.
Немного постояв на пороге, Марис шагнула в коридор, направляясь в кухню. По дороге она заглянула в гостиную, и ей показалось, что подушки на диване были недавно взбиты.
На кухне она машинально завернула кран и огляделась. В посудомоечной машине не было ни одной тарелки, мусорная корзина под раковиной тоже была пуста.
Марис задумалась. Приходящая прислуга? Ной не говорил, что нанял уборщицу, но это вовсе не означало, что он этого не сделал.
Вернувшись в коридор, Марис подошла к двери кабинета мужа и, взявшись за ручку, мысленно произнесла коротенькую молитву, хотя она не могла бы сказать, о чем, собственно, молится.
Потом она повернула ручку и толкнула дверь.
Окинув взглядом кабинет, Марис разочарованно привалилась плечом к дверному косяку. Кабинет выглядел так же, как в тот день, когда она была здесь в последний раз. Все вещи лежали на своих местах, словно с тех пор к ним никто не прикасался. В корзине под столом не было скомканных листов бумаги. На столе не валялись раскрытые справочники и записные книжки с пометками и загнутыми страницами. К экрану компьютера не было приклеено ни одного самоклеящегося листочка.
Марис хорошо знала, как выглядит – должно выглядеть – рабочее место писателя. В этом отношении оборудованный в «солярии» кабинет Паркера мог бы служить образцом. Шаткие стопки атласов и справочников, залитые кофе блокноты, компьютерные дискеты, отдельные листы бумаги с наскоро нацарапанными заметками, красные карандаши и маркеры, скрепки, словари, старые распечатки – все это было разбросано в полнейшем беспорядке, который обычно принято называть «творческим», однако Марис уже знала, что стоило Майклу что-нибудь тронуть или переложить на другое место, и Паркер устраивал другу грандиозный скандал. Это казалось невероятным, но он совершенно точно помнил, где что лежит, и требовал, чтобы все оставалось как есть. Майклу запрещалось даже прибираться в комнате, словно беспорядок помогал Паркеру сосредоточиться на работе.
Рабочее место Ноя, напротив, было в идеальном порядке, но, приглядевшись, Марис заметила тонкий слой пыли, покрывавшей клавиатуру компьютера. Если на ней когда-нибудь и работали, то довольно давно.
Марис выпрямилась. Ее сердце больше не билось как сумасшедшее – оно как будто заледенело.
Погасив свет, Марис вышла из квартиры на площадку и автоматически заперла за собой дверь, хотя, зачем она это делает, ей самой было непонятно – ведь внутри не было ровным счетом ничего, что было бы ей дорого.
Спускаясь по ступенькам, Марис со страхом думала о неизбежном объяснении с Ноем. Что она ему скажет? И что он скажет ей? Ной вернется домой в полной уверенности, что его любящая покорная жена с нетерпением ждет своего ненаглядного супруга, чтобы заняться с ним сексом на ковре у камина. Она сама его к этому приучила, сама дала повод считать себя податливой и мягкой, как глина, из которой он может лепить все, что ни пожелает.
Он вернется домой в уверенности, что их спор из-за переговоров с «Уорлд Вью» давно забыт. Он по- прежнему будет думать, что никто не считает его причастным к самоубийству Говарда Бэнкрофта. Он, возможно, попросит налить ему перед ужином рюмочку бренди, так как сегодня он «набросал вчерне» пролог своего будущего бестселлера.
Но на этот раз вместо бренди он получит неприятный сюрприз.
Марис огляделась в поисках такси и сразу заметила остановившуюся невдалеке машину, из которой как раз выходил пассажир. На подобное везение Марис не рассчитывала, поэтому сразу подняла руку, подавая сигнал водителю освободившегося такси.
Рассчитавшись с пассажиром, таксист, не закрывая дверцы, лихо подкатил к Марис, но она на него даже не взглянула. Взгляд ее был прикован к мужчине, который уверенно взбежал по ступеням такого же трехэтажного дома из красного кирпича и вошел в подъезд с таким видом, словно торопился домой после долгого и трудного рабочего дня.
Медленно опустив руку, Марис махнула водителю в знак того, что машина ей не понадобится, а сама зашагала вдоль тротуара к дому, в котором скрылся мужчина.
Дом был очень похож на тот, из которого она только что вышла. Подъезд был не заперт, консьержа в вестибюле тоже не оказалось, и Марис никто не остановил. Подойдя к почтовым ящикам на стене, она принялась изучать таблички с фамилиями жильцов. Один из ящиков привлек ее внимание. На нем не было таблички, а это означало, что квартира 2-А либо свободна, либо ее владелец получает почту по другому адресу.
Марис поднялась по лестнице и остановилась у дверей квартиры 2-А. Она была на удивление спокойна. Решительно постучав, Марис повернулась так, чтобы ее лицо было хорошо видно в дверной «глазок».
