смелости произнести что-то вслух, как получаю по мозгам.
Нельсон строго посмотрел на Джека, который правильно истолковал его взгляд как призыв усмирить дочь.
– Фэнси, хватит. Не забывай, что Кэрол первый день дома.
По ее губам Эйвери прочла: „Велика важность“. Откинувшись на стуле, Фэнси погрузилась в угрюмое молчание и стала ковырять в тарелке, явно ожидая, когда можно будет выйти из-за стола.
– А по-моему, она выглядит прекрасно.
– Спасибо, Эдди. – Эйвери улыбнулась.
Он поднял бокал:
– Кто-нибудь из вас видел, как она сегодня выступала у входа в клинику? Сегодня этот репортаж три раза был в „Новостях“ на всех местных каналах.
– Да уж, лучшего и желать нельзя, – заметил Нельсон. – Зи, не нальешь мне кофе?
– Конечно.
Она налила ему кофе и передала кофейник по кругу. Дороти-Рей от кофе отказалась и потянулась к своей бутылке. Ее глаза встретились с глазами Эйвери. В ответ на сочувственную улыбку Эйвери получила враждебный взгляд. Дороти-Рей с вызовом наполнила себе бокал.
Она была привлекательной женщиной, хотя чрезмерное потребление спиртного наложило отпечаток на ее внешность. Лицо у нее было несколько отекшее, особенно вокруг глаз, которые от природы были ярко- синими. Она попыталась к обеду привести себя в порядок, но должной опрятности достичь ей так и не удалось. Волосы она кое-как убрала назад двумя заколками. Что до косметики, то она была наложена так неумело и неряшливо, что лучше бы Дороти-Рей не красилась вовсе. В общей беседе она не участвовала, за исключением тех случаев, когда кто-нибудь обращался непосредственно к ней. В основном она общалась с неодушевленным предметом – бутылкой вина.
У Эйвери уже сложилось впечатление, что Дороти-Рей Ратледж глубоко несчастна. Теперь это впечатление лишь усилилось. Причина, почему она была несчастна, оставалась пока неведомой, но одно Эйвери было ясно – Дороти-Рей любит своего мужа. В разговоре с ним она все время была настороже – как и сейчас, когда он попытался передвинуть бутылку от нее подальше. Она отпихнула его руку, дотянулась до горлышка бутылки и подлила себе еще. В то же время Эйвери заметила, что она то и дело бросает на Джека отчаянные взоры.
– Ты видел макеты новых плакатов? – обратился Джек к брату.
Эйвери сидела между Тейтом и Мэнди. Хотя во время еды она со всеми поддерживала разговор, но особенно явственно ощущала рядом присутствие этих двоих, правда, по разным причинам.
После того как Эйвери разрезала мясо в тарелке Мэнди на маленькие кусочки, девочка молча ела. При всем небольшом опыте общения с детьми, Эйвери знала, что за столом они болтают, задают вопросы, вертятся и подчас доводят окружающих до белого каления.
Мэнди сидела удивительно смирно. Она ни на что не жаловалась. Ничего не клянчила. Она не делала ничего – только методично пережевывала кусочки еды.
Тейт ел с аппетитом и быстро, как будто ему было жаль зря просиживать за столом. Разделавшись со своей порцией, он стал потягивать остатки вина в бокале, и у Эйвери создалось ощущение, что он ждет не дождется, когда другие доедят.
– Да, я сегодня их посмотрел, – ответил он на вопрос Джека. – Мне больше всего нравится про фундамент.
– Ага, „Тейт Ратледж – новый прочный фундамент“, – процитировал Джек.
– Он самый.
– Это я придумал, – сказал Джек.
Тейт шутя „выстрелил“ в старшего брата из указательного пальца и подмигнул:
– Наверное, именно поэтому он мне так нравится. Ты умеешь попасть в точку. Как по-твоему, Эдди?
– По-моему, звучит неплохо. И вполне соответствует нашей программе вытащить Техас из экономического болота и вернуть ему почву под ногами. На твоей платформе вполне можно строить новое будущее. Одновременно здесь есть тонкий намек, что фундамент, который предлагает Деккер, прогнил насквозь.
– А как тебе, пап?
Нельсон задумчиво кусал губу:
– Мне больше понравился тот, где говорится о социальной справедливости для всех техасцев.
– Да, тот тоже неплох, – сказал Тейт, – но немного избитый.
– Может быть, как раз это тебе и нужно, – ответил отец, хмурясь.
– Это должно в первую очередь нравиться ему самому, Нельсон, – заметила Зи.
Она сняла прозрачную крышку с блюда, на котором красовался многослойный пирог с кокосовым кремом, и принялась разрезать его на куски. Первый достался Нельсону, и он уже собрался к нему приступить, но тут вспомнил о виновнице торжества.
– Нет, сегодня первый кусок – Кэрол. С возвращением домой.
Ей передали тарелку.
– Спасибо.
К кокосовому торту она была так же равнодушна, как и к сухому вину, но Кэрол, по-видимому, любила и
