Он выглядел нездоровым и недокормленным, почти на грани истощения. Из-под футболки выпирали острые ключицы. Если бы он выпрямился, то можно было бы пересчитать все его ребра до единого. Но он стоял, как обычно ссутулив плечи над впалой грудью.
Эйвери знала, как мастерски эти руки, в пятнах никотина, с обгрызенными, грязными ногтями, умеют орудовать видеокамерой. Его вроде бы пустые глаза обладали даром необычайно глубокого художнического видения. Но для Нельсона это был лишь стареющий хиппи, никчемное существо. Талант Вэна был так же скрыт от окружающих, как и настоящее имя Эйвери.
– Нельсон, это мистер Лавджой. Мистер Лавджой, представляю вам полковника Ратледжа. (Нельсон неохотно пожал руку Вэну.) Он приехал оглядеться перед записью телепередачи, которая состоится на следующей неделе.
– Вы работаете в «Эм Би продакшнз»? – строго спросил Нельсон.
– Иногда внештатно. Ну, то есть когда им нужен высший класс.
– Гмм. Они говорили, что сегодня кого-то пришлют. – Судя по всему, Нельсон ожидал кого-то посолиднее. – Идемте, я покажу вам дом. Вас что больше интересует – внутри или снаружи?
– И то и другое. Любое место, где Ратледж с женой и ребенком обычно проводят день. Мне сказали, нужно что-нибудь простецкое. Ну, всякая сентиментальная чушь.
– В вашем распоряжении весь дом, но прошу вас мою семью не беспокоить, мистер Лавджой. Моей жене вряд ли понравится похабщина на вашей майке.
– Ну, так ведь не она ее носит, какого дьявола ей беспокоиться?
Голубые глаза Нельсона приобрели ледяной оттенок. Он привык к более почтительному обращению со стороны тех, кого считал ниже себя по положению. Эйвери не удивилась бы, если б он сейчас ухватил Вэна за шкирку и вышвырнул на улицу. Если бы Вэн приехал не по поводу предвыборной кампании Тейта, Нельсон бы, вероятно, так и поступил.
Пока же он сказал:
– Кэрол, прощу у тебя извинения за то, что ты только что слышала. Мы вынуждены тебя оставить.
Вэн оглянулся:
– До свидания, миссис Ратледж. Извините, что я так уставился на вас, когда вошел, но вы показались мне похожей…
– Меня теперь не удивляет, когда на меня смотрят, – поспешила она прервать его. – У всех мое лицо вызывает любопытство, это так естественно.
Нельсон в нетерпении нагнул голову.
– Сюда, пожалуйста, Лавджой.
Прежде чем поспешить за Нельсоном в дом, Вэн в последний раз недоуменно помотал головой. Эйвери вернулась к себе в комнату и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. Она глубоко вздохнула и заморгала, стряхивая слезы.
Ей так хотелось схватить эту тощую руку и после дружеских приветствий расспросить Вэна обо всем. Как Айриш? Все еще оплакивает ее смерть? Следит ли за собой? Что стало с новым синоптиком? Выгнали его или он сам уволился? Кто родился у секретарши – мальчик или девочка? Какие последние сплетни из коммерческого отдела? По-прежнему ли генеральный менеджер погуливает от жены со своей светской дамой?
В то же время она понимала, что Вэн может и не испытать той же радости от их встречи, что и она. О, он был бы в восторге, что она жива, но, едва оправившись от него, скорее всего бы заявил: «И какого хрена ты тут делаешь?»
Она частенько и сама задавала себе этот вопрос. Да, ей нужен материал, но эта мотивировка, конечно, слабовата.
На самом деле занять место Кэрол Ратледж побудило ее желание во что бы то ни стало спасти Тейту жизнь. Только вот есть ли в этом необходимость? И откуда исходит эта угроза, в существование которой она пока еще верит?
С того дня как попала домой, она внимательно следила за происходящим. Какие-то трения существуют между Джеком и Дороти-Рей. Фэнси может и святого вывести из терпения. Нельсон в некотором роде диктатор. Зи держится как-то в стороне. Эдди компетентен до предела. Но ни от кого она не видела другого отношения к Тейту, кроме любви и обожания. Ей надо выявить потенциального убийцу, и тогда ее сенсационный материал позволит ей вернуть доверие и авторитет, которого она лишилась из-за одного ошибочного суждения. Неожиданная встреча с Вэном напомнила об этом.
Она вдруг поняла, что занимается не столько своим будущим материалом, сколько людьми, с которыми живет. Это неудивительно. Самым трудным в ее профессии для Эйвери всегда была беспристрастность – и единственной важной составляющей журналистского ремесла, которой она никак не могла овладеть.
Интерес и способности к профессии она унаследовала от отца. Но его способность не учитывать человеческий фактор ей не передалась. Она всеми силами стремилась быть объективной, но пока ей это слабо удавалось. И она опасалась, что участие в жизни Ратледжей будет ей плохим помощником.
Но сейчас она не может все бросить. Самым большим просчетом в ее тщательно продуманном плане оставался тот факт, что она не оставила себе путей к отступлению. И, не имея возможности раскрыться, она была вынуждена пока оставаться в своей роли и быть готовой ко всему – даже к неожиданным визитам старых знакомых.
Настала пятница. Стремясь убить бесконечно тянущееся время, Эйвери долго играла с Мэнди после ее дневного сна. Они сидели за низким столиком и лепили из пластилина динозавров, пока Мэнди не запросила есть. Тогда Эйвери поручила ее Моне.
В пять часов она приняла ванну. Потом занялась макияжем, одновременно хватая куски с тарелки, которую Мона принесла ей в комнату.
Волосы она уложила с помощью мусса. Они все еще оставались короткими и выглядели эффектно, но уже не столь броско, как прежде, во всяком случае, отросли достаточно, чтобы она могла их укладывать.
