даже машины, которые можно было приводить в движение поворотом большой рукоятки, облегчали домашний труд.
Но стирка одежды на камнях в быстром течении имела почти такой же эффект. Мыло представляло собой смесь животного жира и корней растений.
Они находились далеко вниз по течению от того места, где вода была питьевой. Тут Дебора увидела свою кузину. Ее сердце бешено заколотилось от волнения. Интересно, увидела ли ее Джудит?
Джудит ее увидела. Медленно, скрывая свои намерения, они приблизились друг к другу.
– Джудит, – прошептала Дебора. Она наклонилась, сделав вид, будто целиком, поглощена стиркой. – С тобой все в порядке?
– Стараюсь выжить.
Светлые волосы Джудит были причесаны, но потемнели от грязи. Она была бледной, на руках и лице – царапины и синяки.
– Волчица, которая не отпускает меня ни на шаг, щипается и царапается – это единственное, что мне приходится терпеть.
– Нет, не смотри на меня, – шепотом предостерегла ее Дебора, когда кузина хотела к ней повернуться.
– Сделай вид, будто ты что-то уронила, и мы снова сможем наклониться.
– А как ты? – прошептала Джудит. – Однажды вечером я видела, как тот высокий команчи тащил тебя из лагеря.
– Он не обидел меня. Не так… как мог бы. Он пытается со мной говорить, но язык у него грубый, и это меня пугает.
– Он выглядит таким жестоким, что я боюсь даже смотреть на него, – пробормотала Джудит, содрогнувшись.
– Не такой уж жестокий, – возразила Дебора, и ей стало смешно. Уж не защищает ли она его? Удивленный взгляд Джудит заставил ее покраснеть и попытаться объяснить свои слова. – Он бывает даже добр, как ни странно.
– Я думала, что ты ему понравилась. Просто я видела, как пристально он на тебя смотрит.
Дебора откинула прядь волос и взглянула на кузину. Джудит выглядела такой озабоченной и озадаченной, что она рассмеялась.
– Понятия не имею, что у него на уме. Но пока он еще ни разу меня не обидел.
Она сдвинула брови.
– Иногда, просыпаясь, я нахожу подарки. Например, гребень. Мокасины, когда мои туфли развалились, две атласные ленты для волос. Я знаю, что это он их принес, больше некому. И понимаю, что он чего-то ждет.
– Нам нужно бежать, прежде чем с тобой что-нибудь случится, – сказала Джудит, с опаской озираясь.
– Пока что нам везет.
– Давай попытаемся снова встретиться. Ты сможешь подойти ко мне завтра утром на реке?
– Постараюсь, но нам нужно быть осторожными. Если кто-нибудь заметит, что мы разговариваем, за нами станут следить.
Быстро и тихо попрощавшись, кузины разошлись. Случайный наблюдатель не обратил бы на них никакого внимания.
Но для мужчины, стоявшего на вершине холма, это явилось предостережением.
Подсолнух уставилась на носки своих мокасин, надув губы. Затем укоризненно посмотрела на брата:
– Но почему я не могу попрактиковаться с ней в английском? В этом нет ничего предосудительного.
– Я этого не хочу.
– Но тогда все было бы проще.
– Проще – не всегда лучше.
Ястреб едва сдерживал раздражение. Обычно он был очень терпелив по отношению к младшей сестре. Но сейчас ему хотелось ее ударить.
– Не перечь мне, – предупредил он, когда девочка с тяжелым вздохом отвернулась от него.
– А я и не перечу.
– Она тебе нравится.
Подсолнух кивнула:
– Наа.
Она никак не могла найти подходящее слово.
– Она – kesosooru – очень кроткая. Не кричит, не плачет, не жалуется, как остальные. Она другая.
– Да. Она другая. И не осложняй ей жизнь. Я не обижал ее.
Подсолнух вдруг лукаво взглянула на него:
