– Жаль.
Пирс припомнил все те укромные уголки ее тела, которых касались ночью его губы, и улыбнулся.
– Ничего страшного. Это были хорошие сны.
– Мы похожи на этих людей на картинке, да, мам?
Алисия оторвала взгляд от Пирса и посмотрела на Адама.
– Извини, я не поняла, – сказала она рассеянно.
– Ну посмотри!
Мальчик показал на яркую коробку с хлопьями.
– Они все сидят вокруг стола и завтракают. Два мальчика – это я и Дэвид, а вот мама и папа.
– И совсем не похоже, дурак! – возразил Дэвид. – Пирс ведь не наш папа. Для этого он должен сначала жениться на маме.
Адам обиженно оттопырил нижнюю губу:
– А тогда было бы совсем похоже, правда, мам? Алисия не ответила. Ее изумило, что Пирс вдруг побледнел, а его глаза, затуманенные любовными воспоминаниями, неожиданно приобрели жесткое, холодное выражение.
– Наверное. И пожалуйста, Дэвид, не называй брата дураком, – наставительно заметила она.
Ее сердце, только что бившееся в радостном возбуждении, упало. Волна отчаяния грозила накрыть Алисию, и она попыталась как-то отвлечься от невеселых дум:
– Если вы уже позавтракали, может быть, пойдете поиграете?
Дети радостно устремились к двери.
– А здорово, если бы Пирс был нашим папой, да, Дэвид?
– Ну да. У нас было бы все, как у других детей, и Крисси приезжала бы навестить нас, и мы могли бы снова покататься в ее «порше».
– Ага! А она была бы нашей сестрой, или тетей?
– Конечно, сестрой! Ты что, вообще ничего не соображаешь?
– Да она слишком стара для сестры.
Дверь за детьми захлопнулась, и этот громкий звук лишь подчеркнул зловещую тишину дома.
Пирс поставил чашку на стол с такой осторожностью, как будто боялся, что не сдержится и запустит ею в стену. Невидящим взглядом он уставился на недопитый кофе. Его челюсти были крепко сжаты, а на виске беспокойно билась жилка. Нервным движением отбросив волосы со лба, он сжал руки в кулаки.
Алисия не могла не заметить, как изменилось его настроение, и это привело ее в ужас. Не то чтобы она боялась самого Пирса – просто слишком хорошо понимала, что может означать такая метаморфоза.
– Они ведь дети. Пирс. – Как предательски дрожит ее голос! – Они сами не понимают, что болтают. Просто все время чувствуют, что у нас не такая семья, как у других, и им хочется, чтобы и у них был отец. Пожалуйста, не придавай особого значения тому, что услышал.
От его печальной улыбки повеяло холодом.
– Это мне напоминает то, о чем мы говорили вчера вечером. Но ведь это имело, как ты выражаешься, «особое значение», не так ли, Алисия?
– По-моему, мы уже выяснили, что да, имело. – Она начала нервно теребить куртку. – И поэтому ты злишься?
– Да, черт возьми! – выкрикнул Пирс, вскакивая со стула.
К счастью, дети были далеко от дома – подзывали белку – и не могли слышать его слов. Но Алисия-то слышала, и ее снова изумил этот внезапный приступ гнева.
– Да, я злюсь, – повторил он спокойнее.
– Но почему? – Она быстро овладела собой. После того, что произошло между ними сегодня ночью, она имеет право знать, что его беспокоит. – Как можно сердиться на то, что пятилетний мальчишка упомянул о женитьбе?
– Да не на Адама я сержусь, пойми же наконец, Алисия! – в сердцах бросил Пирс. – Я злюсь, потому что эта ночь была так чертовски хороша, потому что я чувствую, что мог бы влюбиться в тебя без памяти, потому что я хотел бы стать отцом твоих детей и таким образом загладить вину перед собственной дочерью.
Алисия в изумлении уставилась на Пирса и даже всплеснула руками:
– Что-то я ничего не понимаю… А что во всем этом плохого?
Он схватил ее за плечи и слегка встряхнул.
– Да потому что это невозможно. Было видно, что эти слова даются ему с большим трудом.
Он так неожиданно отпустил ее, что Алисия даже покачнулась. Повернувшись к ней спиной. Пирс уставился в окно. Было видно, как Адам и Дэвид собирают хворост и укладывают его на дрова, которые он сам припас накануне. Пирс закрыл глаза, чтобы не видеть этой трогательной картины, и пожалел, что не может закрыть уши, чтобы не слышать, о чем говорят дети.
– Помнишь, как Пирс учил нас раскладывать костер?
