раньше играл в комедийных телеспектаклях, а в последнее время взялся ставить их сам. – Теперь мне понятно, почему все, к чему бы он ни прикоснулся, можно сразу же выбрасывать на помойку. Господи, как он сегодня со мной держался! Хамство, высокомерие, скабрезности… Да только последнее слово все равно будет за мной. Вчера вечером мне удалось побывать у него на репетиции. Постановка – ни к черту. Остается только удивляться, какими способностями нужно обладать, чтобы так испохабить вполне пристойного Нила Саймона.[2]
Пинки смял пустой стаканчик и бросил его в сторону мусорного бачка. Он промахнулся, но не придал этому значения.
– Вот и ощипли этого старого гуся как следует. Нечего с ним миндальничать. Сюжет должен быть зубастым, даже в разделе новостей культуры, вести который доверено тебе.
– Так точно, господин генерал! – комически взяла под козырек Кари.
Пунцовая физиономия Пинки изобразила высшую степень удовольствия. Он сунул в рот очередную сигарету без фильтра.
– Вот за это – люблю. За то, что ты еще никогда меня не подводила, – торжественно произнес Пинки, направляясь вразвалочку обратно в редакцию. – И еще за то, что у тебя потрясающие ноги, – бросил он вполголоса через плечо.
Кари беззлобно отнеслась к его комплименту. Подобные шуточки были для них обычным способом общения. Пинки был ее другом и союзником все те пять лет, что она проработала на Даблью-би-ти-ви. Придя на эту телестанцию, Кари Стюарт с удивлением обнаружила, что там нет ни одного живого существа, которое не трепетало бы перед вечно недовольным директором отдела новостей. И Кари, зеленая практикантка, у которой, кроме диплома колледжа, ничего за душой не было, рискнула в одиночку противостоять ему. За это Пинки сразу же зауважал ее. Она разговаривала с ним так, как не осмеливался разговаривать больше никто, и это всегда сходило ей с рук, потому что та взаимная симпатия, которая связывала этих двух людей, была сильнее любых противоречий. К тому же Кари знала, что Пинки вовсе не такой свирепый, каким старается показаться подчиненным.
Пинки Льюис с присущим ему чутьем сразу разглядел в ней целеустремленного, обстоятельного, инициативного корреспондента. Именно таким доверяют самые ответственные дела, когда, по любимому выраженьицу Пинки, «ни за что нельзя облажаться». В то же время его привлекала в ней особая душевная теплота и женственность. Внутренний голос подсказывал ему, что, когда Кари появится на телеэкране, зритель будет очарован ею точно так же, как и он. Время подтвердило его проницательность.
Два года назад, когда она вышла замуж за Томаса Уинна, Пинки не на шутку забеспокоился. Он отчаянно боялся навсегда потерять ее. Однако Кари успокоила его, сказав, что не намерена бросать работу.
– Томас согласен, – сказала она тогда. – Он говорит, что, пока у нас нет детей, я могу заниматься всем, чем захочу. А я хочу работать у тебя.
– Сложная ситуация получается, – ответил ей на это Пинки, не спеша демонстрировать радость. – Могут возникнуть проблемы этического характера, то, что называется конфликтом интересов. Разве ты можешь беспристрастно освещать деятельность городского правительства, если твой муж заседает в городском совете?
– Я уже думала над этим. Что ж, отдам эту тему другому. Не хочется, конечно, но тут уж ничего не поделаешь, придется. Иного выхода не вижу.
– И к чему же мы тогда придем?
– У меня есть идея. Что, если мне попробовать себя в роли ведущей культурного раздела теленовостей?
Его белесые брови поползли на лоб, потом опустились, и между ними пролегла задумчивая складка.
– Можно, конечно, попробовать…
Пинки доверял ее суждениям. У него не было сомнений в том, что она способна успешно воплотить свою идею в жизнь. Критические комментарии Кари Стюарт всегда были изюминкой выпуска новостей. Она была остроумна и наблюдательна, но без язвительности и злобствования. Телезрители обожали ее за это.
Сейчас Кари шла в монтажную. Плотно прикрыв за собой дверь, она опустилась на стул и вытащила видеокассету из своей гигантской сумки, которая выполняла роль и рюкзака, и ридикюля. Откинув назад непослушную белокурую гриву, молодая женщина вставила кассету в гнездо громоздкого компьютерного устройства и приступила к просмотру интервью, взятого ею всего час назад.
Сняв телефонную трубку и набрав внутренний номер, она представилась:
– Это Кари говорит. Привет, Сэм, не мог бы ты принести пленку, которую отснял вчера вечером на репетиции? Я сейчас в третьей монтажной. Можешь? Отлично! Спасибо тебе.
Через несколько секунд дверь за ее спиной скрипнула, и Кари, не оборачиваясь, произнесла:
– Спасибо, Сэм. Положи на стол. Мне эти кадры нужны для антуража – через минуту займусь ими.
Она ловко нажимала на кнопки, следя за изображением сразу на двух мониторах: на одном – сырье, на другом – уже отредактированный материал. Что и говорить, компьютерный монтаж здорово экономил время. Кари была настолько поглощена этим занятием, что не обратила внимания на то, что дверь так и не закрыли.
– Кари… – проговорил за ее спиной голос Пинки, однако тон его был столь необычен, что она не могла не обернуться. Кари видела его в самых разных состояниях – от эйфории, когда, первыми откопав сенсацию, они оставляли всех своих конкурентов с носом, до пьяной меланхолии, вызванной паршивым рейтингом их передачи. Но таким она его не видела еще ни разу. Пинки весь поник, словно сдувшийся шарик, стал каким- то жалким и, что страшнее всего, был бледен.
Приподнявшись со стула, она испуганно пролепетала:
– Пинки… Что случилось?
Он положил руку на ее плечо и осторожно заставил сесть.
– Несколько минут назад по радио, на полицейской волне, к нам поступило сообщение о несчастном случае.
