– Генерал Рэтлиф, я хочу, чтобы вызнали: ваш сын заблуждается на мой счет. Я действительно расспрашивала людей о вас и вашей жизни здесь, на ранчо, но только потому, что я хочу…
– Вам вовсе не нужно оправдываться передо мной, миссис Мэлоун. Я только лишь рассказал вам, какое впечатление вы произвели на Лайона. А для того, чтобы я мог составить свое собственное мнение, позвольте мне задать вам несколько вопросов. Вы работаете на кабельное телевидение и хотите сделать со мной интервью. Верно?
– Да, сэр. Мы, то есть я хочу сделать серию интервью, которые бы выходили в эфир по вечерам в течение недели. Каждое по полчаса.
– Почему?
– Почему? – повторила она, не понимая вопроса.
– Почему вы хотите делать интервью именно со мной?
Мгновение она смотрела на него в замешательстве, потом, слегка тряхнув головой, сказала:
– Генерал Рэтлиф, вы часть американской истории. Ваше имя будет в каждой книге о Второй мировой войне. Многие годы вы жили в уединении на этом ранчо, и американцам любопытно: отчего так? Они хотят знать, чем вы занимаетесь.
– На это я могу ответить одним словом – ничем. Просто сижу здесь день за днем, старею, дряхлею, жду смерти. – Он поднял руку, заметив, что она собирается возразить. – А теперь, миссис Мэлоун, послушайте: если нам когда-нибудь предстоит работать вместе, то s мы должны быть взаимно откровенны. Я скоро умру. Я долго этого ждал и даже предпочел бы, чтобы это произошло скорее. Я устал быть старым и бесполезным.
Энди нечего было на это сказать, некоторое время они сидели молча. Первым заговорил генерал:
– Предположим, я соглашусь на это интервью. Но вы будете соблюдать условия, скажем так, моей капитуляции?
Сердце у Энди учащенно забилось. Он готов согласиться!
– Да, сэр.
– Очень хорошо. Можете делать свое интервью, миссис Мэлоун. Только не пойму, почему вам интересен именно я, а не другой, более выдающийся человек.
– Вы неординарный человек, поистине выдающаяся личность. – Она действительно так считала.
Он рассмеялся, и на этот раз мягко:
– В дни моей молодости, возможно. Ну, а теперь к моим условиям. Вы можете задавать любые вопросы о моем детстве, школьных годах, воинской учебе, о карьере до и во время войны. Кстати, во время Первой мировой я был пехотинцем. Вам это известно? – И, не дожидаясь ее ответа, продолжил: – Вы можете спрашивать меня о войне в целом, но я не стану обсуждать отдельные сражения.
– Очень хорошо!
– Я откажусь отвечать, если вы станете расспрашивать о них.
– Понимаю.
На самом деле она ничего не поняла, но сейчас была готова согласиться на что угодно, только бы получить возможность сделать интервью.
– Когда мы начнем? Сегодня?
Энди улыбнулась:
– Нет. Сегодня вечером я свяжусь со своей съемочной группой, и через день или два они прибудут сюда с аппаратурой и оборудованием.
– Интервью будет снято как кино?
– На видеопленку.
– На видеопленку, – задумчиво повторил старик, словно не совсем понимая, в чем разница.
– Это то же самое, что кино, только лента похожа на магнитофонную. – Он важно кивнул. – А до приезда группы мне хотелось бы осмотреться, выбрать место для съемок. Мне не хочется делать всю серию в одном и том же месте.
– У нас будет возможность получше узнать друг друга. – Он заговорщицки подмигнул ей. – Сколько времени займут съемки?
– Мы будем работать каждый день столько, сколько позволит ваше самочувствие. Я думаю, что, если в день мы будем отснимать полную получасовку, мы закончим…
– Вы уже закончили.
Энди резко обернулась и в проеме двери увидела Лайона. На фоне солнечного дня его фигура вырисовывалась зловещим силуэтом.
– Входи, Лайон. Насколько я знаю, ты уже знаком с нашей гостьей, миссис Мэлоун.
Рэтлиф-младший вошел в комнату. Не обращая внимания на попытки отца настроить его на миролюбивый лад, Лайон неприязненно уставился на Энди:
– Какого черта вы здесь делаете?
Энди вскочила на ноги:
– Вам прекрасно известно, что я здесь делаю.
– Вы проникли в мой дом обманом. Мы с мистером Хьютоном разгрузили уже второй ряд ящиков с
