промолчала.
– Она ведь подросток, что вы хотите! – Судья по-прежнему стоял, свирепо глядя на них, словно собирался приговорить их всех к двадцати годам каторжных работ. – Подростки всегда нарушают установленные правила, но когда это делает моя дочь, то любые мелочи попадают на первые страницы газет.
– Неужели вы не понимаете, что отрицательные отзывы в прессе только усугубляют ситуацию? – Голос супруги судьи звучал возмущенно.
Для кого? Пэрис изумилась тому, что миссис Кемп так обеспокоена ненужной рекламой, вместо того чтобы думать в первую очередь об исчезновении дочери. Важно, что будет с девочкой, а не что об этом будут говорить.
Кертис все еще старался быть дипломатом.
– Судья, я пока не знаю, кто в департаменте полиции говорил с этим репортером. Вполне вероятно, мы никогда об этом не узнаем. Виновный не выйдет вперед и не признается, а репортер будет защищать своего осведомителя. Я предлагаю забыть сейчас об этом и…
– Вам легко говорить.
– Совсем нелегко, – сказал Дин, и его тон был настолько властным, что все обернулись к нему. – Я бы очень хотел, чтобы мы втроем пришли к вам только затем, чтобы принести извинения за допущенную ошибку, за разглашение информации, за ложную тревогу. К сожалению, мы пришли к вам по иному поводу. Вашей дочери может грозить серьезная опасность, вот почему мы здесь.
Миссис Кемп соскользнула с ручки дивана на подушки. Судья раскачивался на каблуках взад и вперед.
– Что вы имеете в виду? Откуда у вас такие сведения?
– Возможно, мне следует рассказать, почему я пришла к вам, – вмешалась в разговор Пэрис.
Глаза судьи превратились в щелочки.
– Как ваше имя? Я забыл. Это вы школьный надзиратель, который не давал нам покоя весь прошлый учебный год?
– Нет. – Пэрис еще раз назвала себя. – Я веду программу на радио. Она идет по рабочим дням с десяти вечера до двух ночи.
– Радио?
– О! – воскликнула миссис Кемп. – Пэрис Гибсон. Ну конечно. Джейни слушала вашу передачу.
Пэрис переглянулась с Кертисом и Дином, прежде чем снова повернуться к судье, которому явно было ничего не известно ни о ней, ни о ее шоу.
– Мне звонят слушатели, иногда я даю их звонки в эфир, – пояснила она.
– Ток-шоу на радио? Кучка левых радикалов, болтающих о том о сем и ни о чем конкретно.
Судья Кемп был на редкость несимпатичным человеком. Пэрис давно не сталкивалась с подобными типами.
– Нет, – ровным голосом ответила она. – Это не то, что вы подумали. – Она попыталась рассказать ему о своей программе, но Кемп прервал ее:
– Я все понял. Так в чем дело?
– Иногда наши слушатели рассказывают о своих личных проблемах.
– Совершенно незнакомому человеку?
– Я не чужой человек для моих слушателей.
Судья изогнул седеющую бровь. Он определенно не привык к тому, чтобы ему противоречили или поправляли его. Но Пэрис не интересовала реакция человека, о котором у нее уже сложилось не лучшее мнение.
Судья Кемп еще раз продемонстрировал свои дурные манеры и, не дослушав Пэрис, повернулся к Кертису:
– Я все же не понимаю, что в моем доме делает диджей.
– Полагаю, это поможет вам понять. – Детектив достал портативный магнитофон и поставил его на кофейный столик. – Позвольте включить?
– Это еще что? – вскинулся судья.
– Сядь, Бэрд! – резко приказала миссис Кемп. Пэрис заметила злой взгляд женщины. До нее, кажется, начала доходить вся серьезность ситуации. – Что на пленке? – спросила миссис Кемп Кертиса.
– Мы хотим, чтобы вы послушали. Возможно, вы узнаете голос вашей дочери.
Судья недоуменно посмотрел на Пэрис:
– Джейни вам звонила? Зачем?
Пэрис не ответила, промолчали и все остальные. Зазвучали голоса на пленке:
«Видите ли, я познакомилась с этим парнем несколько недель назад».
Пэрис заметила, что Дин неотрывно наблюдает за миссис Кемп. Ее реакция была очевидной, но было это от того, что она узнала голос, или от описания коротких, но таких горячих отношений?
Когда пленка закончилась, Дин наклонился к миссис Кемп:
