— Вы, часом, не ошиблись комнатой? — спросил я.
Она раздраженно топнула.
— Ну да! Это номер двести пять, и ты Уилер, верно?
— Да, как будто так.
— Тогда не разыгрывай хитреца, красавчик! Давай сотню, и не будем об этом больше говорить.
Она бросила сумочку на стол и небрежно начала расстегивать платье.
— Стоп! — крикнул я.
— Что еще?
— Меня действительно зовут Уилер, и это действительно двести пятый номер, но из этого ничего не следует. Я просил только бутылку скотча, и вот она здесь.
— Слушай, — гневно сказала она. — Ты нарисовал знак змеи на счете, который ты только что подписал в баре? Да или нет? Ты ответил «одиннадцать часов», когда бармен спросил, какое время тебе подходит? Да или нет?
— Возможно. Мы, вероятно, говорили о разных вещах.
Она стояла передо мной, держа руку на «молнии».
— Ну, ты решаешься? Я остаюсь или ухожу?
Я опустился в кресло.
— Не смею тебя задерживать.
Она вскинула глаза и широко улыбнулась:
— Зачем так много света, милый?
Она хотела повернуть выключатель, но я ее остановил. Она нахмурила брови, потом пожала плечами:
— Понятно… Ты из тех…
Она дернула блестящую застежку. Платье с радостным шумом взвилось у нее над головой. Она не носила бюстгальтера. Только маленькие просвечивающие трусики. У нее были длинные, чувственно выгнутые ноги и твердые ляжки, расширяющиеся до безупречной округлости бедер. Талия заставила бы позеленеть от зависти горло амфоры, а круглые, высокие груди нацелились в меня розовыми сосками.
Но меня интересовала только ее рука. Конечно, есть более простые способы посмотреть руку, но этот имел свои преимущества. Она, конечно, была — татуировка в виде доллара, украшенного головой змеи.
— Ты можешь смотреть, мальчик, но трогать запрещено. Ты еще не выложил монету.
Она ждала, сунув пальцы за резинку трусиков.
— Не утомляйся, крошка. — Сожаление прозвучало в моем голосе. — Я не покупатель.
Она покраснела от гнева:
— Смотри, какой подлец! Ты что же думаешь, можно заставить меня прийти сюда, а потом глазеть за так…
— Одевайся, — сказал я.
— Ты играешь с огнем! Нельзя насмехаться над девушками Снэка Леннигана. Если он не получит причитающиеся ему деньги, может быть всякое.
— Снэк Ленниган, говоришь?
— Давай не прикидывайся! Ты знал правила, если тебе известен пароль. Будь я на твоем месте, быстро бы выложила сотню монет, иначе можешь ждать визита, не похожего на мой, разумеется. Они крепкие, эти ребята Снэка! Они не любят, когда их девушек обводят вокруг пальца. Ты же не хочешь неприятностей? За несчастные сто баксов!
Сунув руку в карман, я достал свой значок и показал ей.
Она побледнела как смерть.
— Коп! Проклятый коп! Я чувствовала, что мне сегодня не повезет!
— Оденься, — сказал я. — Потом поговорим.
Она взяла платье, надела через голову, застегнула «молнию»и разгладила ткань на теле.
— Сержант, — начала она. — Я…
— Лейтенант!
— Лейтенант! Тем хуже! Послушайте, лейтенант, давайте договоримся. Если я не в вашем вкусе, то, может, сто долларов вас заинтересуют? Сто долларов за то, чтобы забыть, что я была у вас. — У нее на лице блеснул свет надежды. — И, если вы не знаете города, я могла бы поводить вас по шикарным местам… за так!
— Незачем.
— Хорошо, — сказала она покорно. — Вы меня заберете? Кто вы, собственно? Из полиции нравов? У вас что, в Пайн-Сити недостаточно порока, что вы приехали за этим сюда?
— Я не из полиции нравов. Я из службы шерифа.
И Вэйл-Хейтс наш сектор. — Взяв бутылку, предложил:
— Выпьешь еще стаканчик?
— Ну да, — сказала она, разинув рот.
— Садись. Может, и есть средство все устроить.
Я наполнил стаканы и подошел к блондинке, сжавшейся в углу. Когда я протянул ей полный стакан, она упала в кресло с совершенно ошалелым видом.
— Закурим?
— Спасибо.
Она взяла сигарету дрожащей рукой. Я поднес огня.
— Что будет? — спросила она. — Вы арестуете меня или нет?
— Зависит от тебя, крошка Френки.
— Что это значит? — Она посмотрела мне в лицо, и губы ее скривились в понимающей улыбке. — Понятно! Вы меня отпускаете, но не просто так. Ладно, могу предложить сто пятьдесят, но больше у меня нет, правда, лейтенант!
В Вэйл-Хейтс, видимо, существует твердая такса подкупа. За сто пятьдесят — лейтенанта, за сто — сержанта. В таких условиях шериф должен стоить все триста пятьдесят.
— Слушай, Френки, последний раз говорю: мне не нужны твои деньги. И я не собираюсь делать турне по злачным местам. Я даже тебя не хочу. Меня интересуют только сведения. Понятно, нет? Ты скажешь все, что я хочу знать, и расстанемся по-хорошему.
Я подошел к столу и взял ее сумочку.
— Эй! — вскричала она встревоженно. — Это мое.
— Ясно, что не мое. Не люблю черного.
Я открыл сумочку и вытряхнул содержимое на стол.
Там была всякая ерунда, как у всех женщин, и пачка купюр. На вид немного больше, чем сто пятьдесят долларов. Мое внимание привлекла записная книжка. Пока я перелистывал ее, Френки внимательно наблюдала за мной. Имена, адреса, различные даты. Я насчитал в среднем по три записи в неделю, но иногда встречалось и семь, и восемь. Наиболее часто повторялось: «Пират», Джо «. Джо, конечно, бармен. Была также отметка на завтра:» Прием у Кауфмана. Платье вечернее «.
Я сунул книжку в карман, а все остальное в сумочку. Френки все еще наблюдала за мной скорбным взглядом.
— Так как насчет сделки? — спросила она.
— Сведения. Ты ответишь на несколько вопросов и будешь свободна.
— Что за вопросы?
— Например, твоя татуировка. Что это, в сущности, значит?
— Вам это должно быть известно, — сказала она. — По знаку каждый поймет, что я — одна из девушек Снэка Леннигана.
— Кто это Снэк Ленниган?
— Этого я не знаю.
— Наша сделка зависит от того, насколько искренне ты отвечаешь на вопросы, Френки. Это еще только первый!
— Нет, без дураков, лейтенант, не знаю!
