своем птичнике, выщипывает перья у какой-нибудь незадачливой канарейки.
Майком пожал плечами.
– Вы же властительница огромной империи и всегда пребываете в раздумьях о ее судьбе. Однако сегодня вы показались мне чем-то опечаленной.
– Я размышляла над вопросом, касающимся магических сил, – отозвалась Лерена – просто для того, чтобы услышать ответ Малуса.
Канцлер понимающе кивнул.
– Ясно, ваше величество. Способы их применения или же связанная с ними ответственность?..
Попал почти в точку, подумала императрица.
– Скорее я думала о теории…
– О теории? – удивился канцлер.
– О том, какой концентрации может достигать сила Сефида.
– Какой концентрации? Вы говорите о чистой энергии?..
Лерена отрицательно покачала головой.
– Давайте я объясню по-другому. Как лучше использовать силу? В рассеянном виде – или же собрав ее воедино, спрятав за одной мыслью?
– Ах. Теперь я вас понял. Конечно же, собранной воедино. Рассеянная энергия может оказаться совершенно бесполезной.
– И ее в таком случае обязательно нужно использовать, – сказала Лерена.
– Естественно.
– Это не вопрос, – перебила Майкома императрица. – Она обязательно найдет себе применение.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, – с улыбкой ответил канцлер.
Лерена его больше не слушала. Она уже нашла нужный канцлеру ответ.
Это было самое долгое в жизни Паймера путешествие. И в то же время самое быстрое.
Во тьме горной ночи, в далеком от пришедшего в упадок королевства краю ему предстояло выполнить одно важное дело – а потом поспешить с докладом к императрице.
Герцог стоял в одиночестве возле своей постели, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Он теребил в руках амулет, врученный ему еще при рождении, еле слышно произнося заклинания. Стареющему телу Паймера стало холодно. Этот холод пробирал до костей; герцогу казалось, будто кровь в жилах с каждым мгновением остывает, превращая слезы в шарики льда. Откуда-то потянуло морозным воздухом, который мгновенно закрутился вихрем, преобразуя слова в Сефид.
Когда все закончилось, Паймер опустился на колени рядом с Идальго, спавшим непробудным сном, поцеловал его в лоб, после чего вонзил ему в шею кинжал.
Когда кровь Избранного собралась в лужу, герцог почувствовал, что Сефид впервые раскрылся ему во всей своей полноте. Впервые в жизни он уничтожил то, что любил больше самого себя. Это было самое удивительное, самое яркое ощущение, которое он когда-либо испытывал. Оно было подобно теплу материнского тела, поцелую любимой, прикосновению ребенка – всем вместе взятым. В этот миг Паймер понял, что может сделать все, что только пожелает, но охватившая его безысходная печаль оказалась столь велика, что ему захотелось лишить жизни самого себя.
Вскоре Сефид сомкнулся над ним: в комнате воцарился мрак. Герцог остался один. По-настоящему один.
Он чувствовал полную опустошенность, силы окончательно покинули его. Паймер поднял с пола одежду и вышел из комнаты, оставляя за собой кровавые следы. Увидевший его хамилайский солдат, один из немногих воинов, которые оставались на посту в этом далеком горном краю, еле сдержал рвущийся из горла крик.
– Карету мне! – приказал герцог. – Я должен немедленно выехать в Омеральт.
ГЛАВА 23
Полома Мальвара чувствовал себя так, будто из него выпустили весь воздух.
После двух лет бесплодных мечтаний, интриг и просьб он снова оказался дома, который наконец-то освободился от суровой и жестокой власти плутократов. Однако Кидан пребывал с состоянии неопределенности, оставаясь под равновеликим влиянием Ривальда и Хамилая. Рано или поздно ему придется делать выбор – к которому из двух государств примкнуть. Даже это знаменовало некий конец, однако в родном городе префекта по-прежнему витало некое возбуждение, а сам Мальвара перестал что- либо понимать.
Никакого желанного облегчения, никаких принятых решений. Полома не сомневался, что вскоре последуют новые события и будущее не принесет ничего, кроме насилия, крови и разочарования. Мальвара даже поймал себя на том, что постоянно задает один и тот же вопрос – не вызвано ли все это злой волей бога, наказавшего Кидан нескончаемыми страданиями.
Когда Мэддин сказал ему, что город избавлен от власти плутократов и киданцы снова могут управлять собственной Ассамблеей, Полома понял, какой дар ему достался. Мэддин будет лояльно относиться к Кидану и его жителям. Хамилай станет править городом издалека: власть незримой императрицы устроит всех. Колонисты, прибывшие со всех берегов Бушующего моря, получат в пользование остров Кархей. При этом они будут подчиняться законам Кидана – ив дальнейшем ощутят себя в большей степени киданцами, нежели хамилайцами. При номинальном правлении Мэддина жизнь города нисколько не изменится. В конце концов, если колония стремится к процветанию, а не просто к тому, чтобы выжить, ей обязательно понадобится помощь Кидана – его купцов, ремесленников и земледельцев. Принц понимал это не хуже Поломы.
Мальвару такой оборот дел нисколько не смущал. В свое время он без колебаний принял предложение
